– Ну, предположим, и то и другое, больше всё-таки первое, да и друг он, скорее, не мне, а отцу моему. – Фёдор обильно высморкнулся в платок и на протяжении их разговора повторил этот жест ещё несколько раз. Кстати сказать, поначалу он отчего-то брезговал этим милым человеком, старался отделываться отрывистыми репликами, что для его собеседника отнюдь не осталось незамеченным, однако тот не только простил своего нового знакомого, но и пожалел бог знает почему, усилив участливость и расположение.
– Понятно, понятно. Мне иногда приходится поздно ложиться – пока дождусь, когда все огороды польют, насосик у нас ведь слабенький, а я с самого конца трубы запитываюсь – так вот нечаянно стал замечать, что у вас свет ночью подолгу горит. Простите за назойливость, но вы случайно не сочинитель чего-нибудь? в смысле книжки, например, не пишите?
– Ни случайно, ни как бы то ни было ещё. Нет, книжек я не пишу.
– Представьте себе! вот буквально недавно, в прошлом году т.е., – он на секунду задумался, – да, именно в прошлом, приехал тут один как и вы на съёмную дачу, только в другом конце посёлка, также прогуливался подолгу, ничего не делал, ни с кем не общался и свет допоздна жёг. Высокий, одет хоть и прилично, но вечно небритый, с жиденькой светлой бородкой да лицо то ли неровно загорелое, то ли просто чумазое и волосы сальные, короче, неряшливый вид имел, правда, сам я его, честно говоря, видел всего только несколько раз, однако мне много о нём рассказывали, т.е. не конкретно мне, просто слухи ходили. Почти всё лето так прожил, тихо, спокойно, никому не мешал, а потом вдруг, в конце августа уже, к нему целая компания как нагрянула, как они стали шуметь да орать днём и ночью, вся деревня на ушах стояла. Хохочут, девки визжат, пьянка четыре дня не прекращалась, никому в посёлке житья не было, милицию два раза из райцентра вызывали: приезжали – те затихали, а потом опять, хоть бы что. Так вот он писателем оказался, из скандальных как бы, дешёвеньких, родил что-то за лето, и, значит, отметил публичную акцию сделал, даже журналисты с московского канала приезжали, на четвёртый уж день, под конец самый. Поснимали-поснимали, кое-кого из местных жителей кое о чём порасспросили, и часа через два благополучно уехали, да и те, слава богу, в тот же день рассосались. Люди, которые потом их репортаж смотрели, говорили, будто в нём всё представили так, что, мол, писатель этот глубинку поднимает, эпатирует, на уши ставит, и вообще всем просто необходим. Так вы точно не писатель? – тарабанил он торопливо и без запинки, ровно и довольно приятно на слух.