16.05 Вот кое-что и прояснилось, да и ранее бы, не будь я… Хотя можно ли тут говорить о какой-то ясности? Нет, я ошибся, здесь не белиберда про любовь.
На вид ей было где-то лет 15-16, возможно, и меньше, но никак не больше, мне тогда, если правильно помню, около 12, день рождения месяца через два наступал. Видел я её всего только один-единственный раз, летом, в начале августа, на остановке общественного транспорта, когда с родителями долго ждал автобуса, ходившего между городом и его отдалёнными окраинами с дачными посёлками. Всё произошло как раз в одном из них, мы возвращались с дачи домой, отец тогда и на половину её не достроил, и после нескольких недель мучения в палатках, а у него с матерью к тому же отпуск заканчивался, решили, наконец, с цивилизацией воссоединиться. По-видимому, времени было где-то около шести, вечер не то чтобы начался, но и день не то чтобы продолжался, погода жаркая и душная, мне, судя по всему, действительно сделалось не по себе, точно помню, как кружилась голова и чувствовался давящий горло приступ тошноты, к тому же толпа собралась приличная, шум и говор, и едкий запах пота, а неуместная забота нескольких посторонних раскрасневшихся от жары жирных баб в неряшливой рабочей одежде, случившихся рядом на беду и заметивших что-то неладное в моём поведении, о «вдруг так побледневшем мальчике, и притом таком худеньком», неприятных ощущений только прибавила. Наверно, из-за этой толпы я не сразу её заметил, а, может быть, она просто появилась позже, дач там располагалось в избытке, и со всех сторон время от времени на остановку подходили всё новые и новые люди, создавая нездоровую атмосферу раздражения по поводу задерживающегося автобуса и предвкушая унизительную давку в горячей жестяной коробке. Я даже сейчас отчётливо могу представить себе её лицо, неровно освещённое Солнцем, пробивавшимся между листьев обильно нависавших над дорогой деревьев безо всякого движения, помню куски теней на пыльной обочине, помню дорогу, из асфальта которой выступали крупные отшлифованные камни на отчётливо наметившейся колее, помню и саму остановку, железную, раскалявшуюся днём так, что к ней нельзя было притронуться, чтобы не обжечься, в чьей тени мало кто мог спрятаться, да и не пытался из-за духоты внутри. Лицо той девушки с невысоким, немного выдающимся лбом казалось удивительно белым, совсем не загоревшим, несмотря на то, что начался последний месяц лета, её тонкие и длинные брови (сейчас могу предположить, как она долго работала над ними) ярко выделялись на нём своей чернотой, будто немного растерянные большие глаза почти немыслимого сине-жёлтого оттенка были несколько безвкусно, однако довольно мило подведены, плоские скулы идеально прямо окаймляли её лицо, столь же идеально выглядел совершенно прямой в меру выдающийся нос, пухлые же губы небольшого рта со строго прямыми уголками были либо вообще не накрашены, либо накрашены неброской помадой естественного оттенка, а острый, но на самом-самом кончике мило закруглявшийся подбородок на всём этом в довершении как бы ставил печать безупречности. Не говоря о том, что в первое же мгновение она показалась мне неземным существом, выглядела девушка вполне обыденно: рубашка в мелкую клеточку сероватого цвета с оранжевыми полосками, концы которой были завязаны на животе, шорты из обрезанных потёртых джинсов, невзрачные кроссовки, возможно, просто кеды, и лишь, быть может, её пышные рыжие волосы, густо изливавшиеся из-под небольшой пёстрой треугольной косынки сразу бросались в глаза.