Внизу, по серому каменистому полю, неслись люди, с воплями подпрыгивая и кидаясь чем-то. Притом метили они точно в нас.
- Чего это они разбушевались? – с удивлением бормотал я, наблюдая на всех экранах слежения искаженные яростью лица. Санька (Белый) пожал плечами, хихикнул и нацепил лохматый парик – а он уже почти все регейское платье надел, остался лишь плащ да меч. И сидит теперь перед пультом управления этакий регеец, пакефидский принц, лохматый, в зеленом кафтане с жемчугом по вороту, в алых шароварах (сочетание – кошмар! Но что поделаешь, коль таковы цвета правящих домов, которым я присягнул – и на что склонял Белого), длинной, до колена, меховушке-безрукавке, вместо ворота – обруч золотой, с застежками с янтарем. Сапожки вот тоже золотишком изукрашены… Да тьфу, каким золотом?! Не золото в Пакефиде ценят – зеленый неизвестный мне металл. Легкий он, как дерево высохшее, но прочнее закаленной стали, и красивый, как небо звездное, сжатое в горсть.
- Да кто их знает, неразумных, – ответил было Белый, но тут ка-ак что-то грохнет, и прямо нам в пузо! Мы с ним от толчка разлетелись в разные стороны, как кегли, и наш «Пегас» начал падать.
- Что такое?! – заорал теперь и Белый, перекрывая своим трубным ревом рев аварийной сирены; он выполз из-под свернутого кресла и вцепился руками, унизанными местными перстнями, в пульт, но тщетно: то ли действительно ничего уж поделать было нельзя, то ли эти перстни сильно мешали двигаться его пальцам, да только факт остается фактом: «Пегас» его не слушался.
Я, еле отодрав себя от пола, тоже заорал, еле себя самого слыша из-за грохота и гула – орала сирена, трещали все приборы, и все это сопровождалось вылетающими из всех щелей облаками очень красивых искр.
- Кажется, по нам стрельнули из пушки! Хотя откуда пушка у этих варваров?! Олухи, идиоты, болваны!
Я все-таки занял свое место, но, несмотря и на наши совместные усилия, корабль нас не слушался; мы снижались с реактивной скоростью.
- Все, кранты нам! – завопил Белый, всеми конечностями вцепившись в кресло и зажмурившись. Я тоже зажмурился за компанию и мысленно распрощался с белым светом. Далее был ужасный удар, меня швырнуло, я треснулся головой об пол – и тишина.
Очнулся я скоро; Белого тут уже не было, он, видимо, выполз наружу, осмотреть повреждения. Я встал, почесался – на голове а-агромная шишка была.
Вернулся Белый, мокрый, мрачный, и весь увешанный зелеными побрякушками, как новогодняя елка игрушками.
- Паршиво дело, – мрачно оповестил он. – Придется нам пешочком шпарить до самых Мокоа, искать наших, чтобы перенести «Пегас» на станцию.