Между тем в ее письмах все чаще звучала тоска по родине, и, наконец, она просто и откровенно написала Анатолию Васильевичу, что, если бы партия сочла возможным использовать ее опыт и знания в области искусства, она бы охотно бросила свою работу в торгпредстве. Прочитав одно из таких писем, Анатолий Васильевич воскликнул:
— Вот кто должен возглавлять ВОКС! Мария Федоровна просто создана для ВОКСа, а ВОКС для нее: говорит на всех европейских языках, отлично умеет держаться, имеет уже и сейчас большие культурные связи с заграницей и в то же время старый, проверенный член партии, энергичный человек, умница, организатор.
Мне было очень приятно, что Анатолий Васильевич так безоговорочно признает преимущества Марии Федоровны перед всеми другими возможными кандидатами. Но Внешторг крепко держался за Марию Федоровну, и эти планы пришлось отложить на неопределенное время.
Летом 1927 года мы снова были в Германии и вскоре после приезда в Берлин были в гостях у Андреевой, в ее уютной, скромной, очень скромной квартирке в западной части города.
Обаяние и радушие Марии Федоровны скрашивало все, даже скромную обстановку этих комнат, где главным украшением были живые цветы в многочисленных вазах. Во всем остальном это были обычные комнаты интеллигентной труженицы.
Я пишу об этом потому, что в Москве мне приходилось слышать легенды о сказочной роскоши, в которой живет Андреева. Какая нелепая выдумка! Все вещи, вся атмосфера в этих двух комнатках — все дышало размеренной трудовой жизнью, которая стала такой привычной для Андреевой.
Обед был очень вкусный, чувствовалась забота хозяйки, желание принять и угостить как можно лучше, «от души», по-русски, и самый обед был русский: настоящий русский борщок с ватрушками и пельмени.
— Мария Федоровна, как вам удалось так вымуштровать свою немку? Ведь у вас отличный русский стол.
Мария Федоровна, смеясь, качает головой.
— Нет, нет, мне никого не пришлось муштровать.
— Значит, у вас русская кухарка?
— Как же! Конечно, русская. У меня в кухарках Мария Федоровна Андреева.
Меня очень тронуло, что Мария Федоровна сама хозяйничает, да еще так искусно, и сама с такой простотой говорит об этом.
Вообще здесь, у себя дома, она мне понравилась еще больше, чем во время наших прежних встреч: она была еще ласковее и задушевнее. И внешне она казалась как-то по-новому привлекательной: на ней была скромная светлая блузка; под тонкими, красиво изогнутыми бровями ее лучистые глаза улыбались мягкой, женственной улыбкой.
Наблюдая Марию Федоровну в ее домашнем быту, я подумала, что есть какие-то границы, дальше которых не идет способность к ассимиляции: вот Мария Федоровна, прожившая больше половины своей жизни за границей, владеющая несколькими европейскими языками, бывающая в обществе интереснейших людей западного мира, у себя дома, в своих четырех стенах — настоящая русская женщина-интеллигентка. Находясь у нее в обжитой ею квартире, вы невольно забываете, что вы не в Москве, не дома. Даже и этот характерный штрих: желая получше принять, угостить, она готовит чисто русский обед.