— Да помоги же мне, дед! Толкайся ногами от камней! Выбирайся!!!
Она вытащила его на тропу за воротник, не обращая внимания на всхлипы и стоны. Как котенка, как провинившегося отпрыска: зло, рывками, рыча от усердия.
— А моя сумка? Она ведь сорвется!
Дед плакал. Весь в снегу, мокрый и дрожащий, указывал пальцем на рюкзак и причитал.
Марика едва не заорала от ярости. Чем старый хрыч думал, сунувшись на этот дрянной Уровень? Здесь молодому и здоровому ногу сломать — как нечего делать, а старику? Как же кальций, витаминчики, теплая грелка и кресло-качалка? А-а-а? Пледом бы укрылся, газетку почитал — так нет же, сидит теперь весь в снегу и хнычет.
— Ты чем думал?! Тропа ведь узкая, скалы держаться надо было! А теперь все, ушел твой рюкзак в гору. Точнее, с горы.
Она зло хохотнула. Из-за нервов, напряжения, ударившего в голову адреналина.
— Достань, заклинаю!
— Что?! Я же еще и достань? Да мне что, заняться нечем?!
— Прояви человечность, девка, пожалуйста! Помоги мне. Если семечко потеряю, то все…
— Про какую человечность ты говоришь, дед? Где была твоя человечность, когда ты, старый хрыч, поперся на этот Уровень? Чтобы тебя такие, как я, на плечах несли? В башке-то хоть чуть-чуть мозгов осталось?!
Дед закрыл морщинистое лицо посиневшими от мороза руками; мокрые варежки, припорошенные снегом, валялись рядом.
«Он ведь тоже не знал, куда шел…» — прошептал внутренний голос, и Марика, зарычав, сжала кулаки, бессильно топнула ногой и зло зашагала на поиски палки, которой можно было бы зацепить и вытащить треклятый дедов рюкзак.
* * *
Она в очередной раз оставила его позади — деда с лежащей у ног сумкой.
Какое-то время шагала без мыслей — усталая и опустошенная; взметнувшийся уровень адреналина схлынул, Марика вконец оголодала. С притупившимся чувством осторожности, забыв про предубеждения, грела снег в ладонях, жадно пила воду и все никак не могла напиться. Тело без дополнительного источника энергии в виде пищи постоянно мерзло.
Казалось, день растянулся в бесконечность; солнце из зенита медленно клонилось к горам, скрипели подошвы, шуршала толстовка, легкие превращали морозный воздух в пар, ноги двигались на автомате: вытащить одну, утопить в снег, вытащить другую, утопить в снег — эдакий маленький робот, бредущий из ниоткуда в никуда.
В какой-то момент, пробираясь через груду камней, она оступилась, поскользнулась на ледяном настиле, резко взмахнула руками, не удержалась, упала набок и покатилась вправо, туда, где зиял овраг. Попытки схватиться за торчащие из земли ветки, затормозить подошвами, бороздить рыхлый снег пальцами не помогли — край неумолимо приближался.