— Были здесь еще какие-то трупы?
Серенсен поднялся с колен, отряхнул брюки, носовым платком смахнул что-то с рукава и бережно уложил в футляр резиновые перчатки.
— Позавчера были, господин инспектор, но их уже схоронили. Похороны состоялись вчера, в полдень.
— Значит, вчера после полудня здесь находился только этот труп?
— Только он, господин инспектор.
— Ну что, доктор?
Грегори подошел к Серенсену. Они стояли под стройным кустом; на его верхушке играло солнце, капель буравила снег.
— Что я могу сказать? — Серенсен казался обиженным, сверх того раздраженным. — Смерть наступила более двадцати четырех часов назад. Классические трупные пятна, полное отвердение жевательных мышц.
— А конечности? Ну что? Почему вы молчите?
Они разговаривали все тише, но все более нервно.
— Вы сами видели.
— Я не врач.
— Окоченения нет. Но кто-то и нарушил его. И баста.
— Оно наступит повторно?
— Должно наступить частично, но не обязательно. Разве это важно?
— Но оно действительно было?
— Окоченение наступает всегда. Вам должно быть это известно. И прошу на меня не давить, так как я ничего больше не знаю!
— Благодарю, — произнес Грегори, не скрывая раздражения, и направился к двери. Она была приоткрыта, но, чтобы войти, требовалось перешагнуть, вернее, перескочить через труп, поэтому он сказал себе, что лучше не оставлять лишних следов, здесь и так все порядком затоптано. Он сбоку потянул за скобу. Дверь даже не дрогнула, плотно засыпанная снегом. Он дернул ее. Дверь резко заскрипела, с грохотом ударив в стену. Внутри царила тьма. Сквозь щель за порог нанесло немного снега, который растаял, образовав мелкую лужу. Грегори постоял с закрытыми глазами, ощущая неприятный холод, исходивший от стен, и терпеливо ожидая, пока глаза привыкнут к темноте.
Разбитое окно пропускало немного света; стекло второго, замазанное известью, оказалось почти непрозрачным. Посредине стоял гроб, выстланный стружками. На его край опирался венок из хвои, обвитый траурной лентой. Можно было прочесть выполненную золотом надпись: «Безутешная скорбь». В углу вертикально стояла крышка гроба. Полом служила плотно утрамбованная земля, под окном лежало немного рассыпанных стружек. У другой стены Грегори различил кирку, лопаты и связку свернутых, измазанных глиной веревок. Еще там валялось несколько досок.
Он вышел из морга и зажмурился — глазам стало больно от света. Полисмен, стараясь не коснуться покойника, осторожно прикрывал его брезентом.
— Вы дежурили в эту ночь до трех, верно? — спросил Грегори, приблизившись.
— Так точно, — вытянулся полисмен.