— Знаю! Знаю! Я помню. Это просто рак a rebours [наоборот (фр.)], который не только не убивает, но, наоборот, воскрешает. Это очень хорошо, это симметрично, это по-гегельянски, — воскликнул Блэк. Его левое веко нервно задергалось, стало похожим на темного мотылька. Впечатление усиливал жест, которым писатель нетерпеливо придерживал веко пальцем. Очевидно, тик его раздражал.
— Нынешний рационализм — это мода, а не метод, и ему присуща вся поверхностность моды, — сухо изрек Сисс, пропустивший мимо ушей ироническое замечание писателя. — В конце девятнадцатого века восторжествовало всеобщее убеждение, что в здании реальности в основном все открыто, и теперь необходимо, закрыв ставни, составить опись вещей. Звезды движутся согласно тем же уравнениям, что и части парового двигателя, то же касается атомов и всего прочего, вплоть до образцового общества, построенного, как дворец из кубиков. В точных науках эти наивные оптимистические гипотезы давно похоронены, но в рационализме повседневного существования они продолжают процветать. Так называемый здравый смысл состоит в принципиальном игнорировании, замалчивании или высмеивании всего, что не соответствует традиционной концепции мира, будто бы полностью объясненного в девятнадцатом веке. А тем временем на каждом шагу можно столкнуться с явлениями, структуру которых не понимаешь и не поймешь без применения статистики. Например, чем объясняются прославленная duplicitas casuum [двойная ошибка (лат.)] врачей, или поведение толпы, или циклические флуктуации смысла снов, или случаи, происходящие с вертящимися столиками?
— Ну хорошо. Ты прав, как обычно. Но как ты объяснишь эти происшествия на кладбищах? — мягко поинтересовался Блэк. — Послушав тебя, я понял, что вопрос о столиках для меня уже не проблема. Не могу, увы, сказать того же о твоих воскресших.
Грегори пошевелился на стуле, настолько по душе были ему слова писателя. Он выжидательно смотрел на Сисса. Возбуждение уже оставило доктора, и он поглядывал теперь на них с улыбкой, как бы приклеенной к губам; углы его узких губ при этом опустились, как всегда, когда он собирался произнести нечто возвышенное; он выглядел наивно беззащитным и торжествующим одновременно.
— Мак Кэтт недавно продемонстрировал мне электронный мозг, с которым можно объясняться посредством слов. Когда он включил устройство, то по мере нагревания ламп микрофон начал хрипеть, бормотать, ворчать, а потом изрекать бессвязные фразы. Так бывает, когда слишком медленно крутится пластинка и слышны хрипы, сквозь которые возникает речь или пение. Здесь впечатление было куда сильнее, ибо машина просто бредила. Я не был подготовлен, и помню это до сих пор. Такая побочная жуть часто затемняет образ. В данном случае морг, трупы представляют шокирующие аксессуары, которые…