«Ишь, как все по Княжичу горюют и, судя по всему, довольно искренне, будто Ванька им отец или брат родной. Интересно, обо мне вот так же будут горевать аль нет? – подумал Трубецкой, мимоходом вглядываясь в лица казаков, и сам себе ответил: – Нет, не будут, наоборот, скорей всего, возрадуются. Простые воины избавлению от грозного начальника, а родня – богатому наследству».
Поймав себя на том, что он завидует Ивану даже мертвому, князь ускорил шаг и, поравнявшись с Межаковым, тоже взялся за тяжелый крест.
Когда печальная процессия приблизилась к могиле, вырытой, как подобает по казачьему обычаю, не лопатой, а клинками, подул теплый южный ветер, а из-за серых тучек выглянуло солнце.
– Хороший знак, – сказал Андрюха, глянув на Ирину. – Раз Ивана солнышко приветствует, то наверняка на небеса взойдет.
– Дай то бог, – еле слышно прошептала атаманша, затем кивнула казакам, державшим гроб, мол, начинайте.
Веревки не нашлось, но смышленые волчата, приученные Княжичем мгновенно находить решение любой загадки, сняли пояса, связали их и опустили гроб в могилу.
– Ну вот и все, – упавшим голосом промолвила Ирина, первой бросив горсть земли в последнее пристанище любимого. Когда насыпан был могильный холмик, Матвей и Сашка водрузили крест.
– А по соседству кто лежит? – спросил Луня Малой. Обуреваемый великою печалью, он лишь теперь заметил, что его друг не одинок на этом маленьком погосте.
– Еленка, первая Иванова жена, – тихонько, чтоб не слышала Ирина, шепнул ему Андрей.
– Та самая шляхтянка, из-за которой Ванька едва царя не застрелил?
– Она, голубушка, – кивнул Андрюха.
Прочитавши по складам полустертую дождями да ветрами надпись Разгуляя «Елена Княжич», Сашка взялся за кинжал и вырезал на свежесрубленном смолистом дереве установленного им креста «Казачий атаман Иван Княжич».
Завершив резьбу, он преклонил колени, повторив при этом следом за Ириной:
– Ну вот и все, прощай, Иван, – затем вынул из-за пояса пистоль и выстрелил в не по-осеннему солнечное небо. Все казаки по его примеру стали падать на колени и с криками «Прощай, Иван, прощай, наш атаман» принялись палить, кто с пистоли, кто с пищали иль мушкета. Две тысячи выстрелов слились воедино и грозовым раскатом разорвали тишину на много верст от погоста, а небеса заволокло черным облаком порохового дыма, сквозь которое полуденное солнце стало видеться кроваво-красной молнией.
– За что же Ванечке такая честь? – растерянно спросила Ирина.
– За то, что подвиг совершил по нашим смутным временам особенно великий – не дал русским с русскими схлестнуться и своих братьев кровь пролить, – ответил Сашка Маленький.