Лиар закашлялся, вспомнив пустыню под нарисованным небом, но на мызе было так хорошо… Но предчувствие говорило — миг покоя будет краток…
— А днем никак нельзя?
— Сороконожки это так, присказка и детская шалость. По неизвестным причинам в ночь желтого полнолуния обитатели трясины относительно затихают, а с особенно нетерпеливыми особями вы справитесь. При свете дня — пропадете.
— Сколько у меня времени?
— Я предупрежу.
Дамармен очнулся от сна… Именно сна! Размял затекшие конечности… Небо уже посветлело. Огромный лунный диск наполовину погрузился за горизонт. Теперь в мире доминировали серебристо-розовые краски раннего утра. Лодка медленно плыла по протоке, иногда задевая огромные белые водяные лилии. Чистый воздух просто звенел от тишины, лишь изредка нарушаемой шумом воды у борта. Впереди, укрытый туманом, наметился высокий берег.
— Неужели выбрались? — прошептал рыбак.
«Очнулся? Икру доешь…» — прозвучало в мозгу.
«Я же умру…» — подумал Дамармен.
«Если б не икра и тот гость… Быть твоей душе на дне Велнаакиса!» — ворчливо отозвался проводник. — «Ешь, говорят!»
Теперь рыбак ощутил противный вкус на губах и взглянул на скамью. Открытая банка была пуста. На крышке аккуратно лежала небольшая горка икринок. Завинченные емкости покоились на дне лодки.
«Мне теперь больше не надо. К тому же следующий цикл может и не наступить, если такие гости пожаловали… А ты силен, уважаю!»
— Какое там, — ответил рыбак, ему легче было проговаривать свои мысли вслух.
«Ешь! Или вылезу и заставлю! Потом вспомнишь добрым словом!»
Дамармен зажмурил глаза, высыпал в рот содержимое крышки, прожевал и проглотил. Ничего не произошло.
«Главное — не попадись раньше времени… Все, дальше греби сам… Это на дорожку. Может, встретимся…»
Что-то плеснулось впереди, и к ногам упал красавец-налим килограмм на пять, за ним еще один — немного меньше.
— Спасибо.
«Прощай».
Веревка безжизненно всплыла на поверхность. Рыбак сложил емкости в небольшой рюкзак, привел в порядок снасти и обогнул последний островок. Здесь было относительно спокойное место, и если знать о цикличной активности болотных тварей, то можно поудить рыбу, а она тут водилась в изобилии. Правда, сеть не годилась… В ней мог оказаться такой улов, что подумать страшно! На удочки и спиннинг монстры не попадались никогда. Дамармен забросил блесну и медленно, стараясь не шуметь, погреб вдоль травы. Раздвинутые усики на блесне не давали ей зацепиться… Все это странное и непривычное снаряжение ему подарил колдун, для которого предназначалась икра. На вопрос, откуда оно, заказчик только улыбнулся, мол, подарок для души… Тогда он не понял. Теперь, вытащив небольшую щуку, Дамармен в который раз вспомнил дарителя, душа действительно отдыхала. Вообще он чувствовал себя непривычно хорошо. Уж не икра ли Стигийского окуня тому виной?! После прошлых посещений нерестилища рыбак отлеживался несколько дней… «Проплыву-ка я еще раз до притока Ахеронта, такое утро… Там проход есть в траве, со стражниками встречаться не придется. Откупиться, конечно, можно, но не буду себе портить настроение», — подумал он. Застава уже угадывалась в тумане на высоком берегу, здесь река прорезала холм, вытекая из озера-болота. Лодка описала дугу, клюнула рыба и потащила лесу в сторону. Дамармен еще не успел взять в руки прижатый сапогом спиннинг, а добыча уже нырнула в камыши и запуталась там. Он осторожно погреб назад, подматывая лесу, но в воде сверкнул серебристый бок, щуренок ушел. Высвобождение снасти заняло некоторое время… Течение развернуло лодку и задвинуло ее в камыши. Наконец высвободив блесну, рыбак поднял голову и увидел, как в утреннем тумане по основному руслу из глубины Стигийских болот движется большая ладья. Отсутствие весел или иного движителя не особенно удивило наблюдателя, но позволить себе колдовство в этом «заповеднике» зла?! На борту просматривались четыре силуэта, только странные очень… Один вообще напоминал летучую мышь, укрывшуюся крыльями. Смутное воспоминание шевельнулось и растаяло. Рыбак замер. Ладья проследовала мимо. «Сейчас они остановятся перед заграждением и подойдут к причалу, паром со сменой караула будет часов в двенадцать», — подумал он. По настилу гулко застучали сапоги, послышались грубые окрики, затем шум, вопли ужаса и все стихло.