— Вы, Антон, весьма сообразительный молодой человек. И знаете много. Вам, наверное, сложно найти общий язык с окружающими?
Антон немного задумался. Ему вспомнилась учительница Августа Феофановна, недавно влепившая ему тройку за то, что он посмел высказать в сочинении собственные мысли. Промелькнула перед глазами староста класса Ольга Рыжикова, вечно пристающая к нему по поводу второй обуви. И последним кадром он увидел надутого Алешку и разъяренную Нину.
— Бывает, Абра Ивановна, — смущенно вздохнул он. — Не понимают порой.
— Нет в этом мире справедливости! — сделала сердитое заключение Абра. — Народ пошел мелкий, завистливый. Надо же! Не понимать такого умного мальчика, как Антон. Ты выше их и принципиальнее. Они не достойны твоего общества. Тебе нужно совсем другое окружение! — Абра скосила глаза на мальчика.
Антон сиял. Наконец-то нашелся человек, который полностью понимает его и оценивает по достоинству. И он машинально ответил:
— Конечно, Абра Ивановна.
— Значит, идешь со мной? Сегодня же, сейчас же!
— Куда? — на лице Антона промелькнул испуг.
— Не бойся, мальчик, — ласково заговорила Абра. — Я в порядке идиомильства хочу познакомить тебя с настоящими людьми. Уж они-то не позволят себе никогда оскорбить тебя. Ты получишь настоящее фризетное удовольствие от общения с ними. И клянусь, все будет честно. Как соскучишься по дому, так и уйдешь оттуда.
— Откуда? — спросил ошалевший Антон.
— Из Великой Абсурдии. Решайся. Попасть туда большая честь. Тебе беспарентно повезло. И вообще, это лизонантно и пикарентно.
От всей этой чепухи Антошка одурел совсем.
— Если пикарентно и большая честь, то я не отказываюсь, — прошептал он.
А в комнате Кадабра начала обрабатывать Нину. Она, как и сестра, откровенно представилась девочке волшебницей и назвалась Кадаброй Парамоновной. Но играла Парамоновна совсем на других тонкостях девчачьей души.
— Хорошая моя, добрая Нинуля, — роняла толстая Кадабра слезы на полированную крышку пианино. — Я как разглядела тебя через окно, так и поняла, что только такая девочка сможет понять меня, несчастную-разнесчастную.
— А что случилось с вами, Кадабра Парамоновна? — участливо спросила Нина.
— И-их, доченька. Для кого-то это, может быть, и мелочь, а для меня — трагедия. Есть у меня собачка Тулуза. Уж очень я её люблю. Почти так же, как тебя. И вот моя собачура ощенилась. Принесла пятерых ма-а-леньких, пе-е-стреньких щенят. Я радовалась. Тулуза веселилась. Сердился только Апломб, первый придворный короля. Я имею несчастье снимать в его хоромах две комнатенки. «Ты, — кричал он, — устроила здесь псарню. Вырастут собачищи. Мебель сгрызут, полы истопчут, меня и прислугу покусают. Отберу я у тебя щенков и утоплю». Ой, горе мне, самой утопиться легче!