– Правый через левый. Змейку в туннель. Затянуть. Сделать петельки. Правый через левый. Змейку в туннель. Затянуть. И все.
Я, наверное, слышала эти инструкции тысячу раз и до сих пор слышу голос Берни, когда завязываю свои шнурки, потому что меня она учила точно так же. Но мама ее не понимала. После нескольких попыток она начала биться головой об стол и кричать: «Все! Все! Все!» И не перестала, пока Бернадетт наконец не нагнулась и не завязала ее шнурки сама.
Бернадетт была не из тех, кто легко сдается, но она понимала, что некоторые вещи были слишком сложными для мамы. Поэтому, заказывая маме обувь по каталогу, она всегда выбирала обувь без шнурков.
Я любила свою мать и знала, что она любит меня, но, если бы не Бернадетт, нам пришлось бы несладко. Мама многого не знала. Она не понимала, что такое числа. Она не знала который час и не умела пользоваться деньгами и телефоном. Она знала только один цвет – синий, и, хотя могла назвать в книге несколько букв – «а», «с» и иногда «н», – она не умела читать, даже свое имя.
Бернадетт научила меня читать, когда мне было пять. Она сказала, что я научилась быстро, как утенок, – помню, что это выражение тогда показалось мне странным. Я никогда не слышала об утенке, умевшем читать. Но если бы Бернадетт сказала мне, что такой утенок есть, я бы ни на секунду в этом не усомнилась. Я была уверена, что она знает все на свете, но это было до того, как я оставила Рино в поисках слова из четырех букв и по пути обнаружила, что люди знают только то, что знают, и ничего более.
Ни мама, ни Бернадетт никогда не работали, так что в нашей семье я была единственной, кто приносил в дом деньги. С девяти лет я подрабатывала няней для близнецов Чудаковых с шестого этажа. Миссис Ч. давала уроки игры на скрипке для соседских детей, а я в это время присматривала за ее близнецами за два с половиной доллара в час. В неделю я зарабатывала десять долларов, но мы с мамой, конечно, никогда не смогли бы прожить только на эти деньги.
Каждый месяц Берни неизменно платила за квартиру, газ, свет и телефон, но нам с мамой никогда не приходили счета. У нас, правда, не было телефона, но мы жили в довольно просторной двухкомнатной квартире, в которой, как и у всех, было отопление и электричество – просто мы за них не платили.
– Если мы с мамой ни за что не платим, получается, что мы крадем? – как-то спросила я у Бернадетт.
– Может, кто-то так и посчитает, Хайди, но лично я с этим не согласна. Бывает, что люди оказываются на обочине жизни и живут на улице в картонной коробке. Ваша с мамой обочина просто лучше других.