— Оставь, Алеша, я сама, — протестует она, но Алексей пожимает плечами.
— Чего там… Наколю.
Это уже входит в обычай, что он колет дрова для Варвары Александровны. Два-три раза в неделю он приходит и пополняет запас. Учительницу это стесняет, но она не решается сказать мальчику, что ей не нужна его помощь.
В этой рубке дров Алексей находит выход чувству, которого он не понимает, не может понять и которое угнетает его. Нет, не только колоть дрова, он хотел бы делать за нее все, все. Из своего окна он следит за каждым ее шагом на улице. Она идет быстро, — коротенькая жакетка, из-под шапки выбиваются волосы, руки прячутся в муфту. Она постоянно торопится, бежит, и розовая улыбка сияет на круглом личике. Глаза Алексея следуют за ней, как околдованные. Но в школе он ведет себя с ней вызывающе: отвечает грубо, передергивает плечами, презрительно выпячивает губы. Когда Варвара Александровна приходит в гости к матери, он забивается в угол и оттуда исподлобья следит за каждым движением девушки. И Варвара Александровна смущается и умолкает на полуслове под этим непонятным взглядом.
В эти дни, после смерти отца, Алексей сближается с матерью. Он чувствует себя ответственным за дом, за семью, за эту хрупкую, маленькую женщину. Впрочем, мать оказывается вовсе не такой хрупкой. Она принимается за шитье, и Алексей по ночам долго видит ее склоненную над работой голову. Бегает в деревню за продуктами, до последнего клочка использует маленький огород — сажает картофель и овощи. Сонька вскоре уходит из дому — едет искать счастья в город. Но Сонька всегда была ему далека, и Алексей совершенно не чувствует ее отсутствия. Он даже доволен, что они остались вдвоем с матерью, он теперь чувствует себя главой семьи.
Мать присматривается к этому новому Алексею, который упорно сидит над книжкой, не рвет сапог и брюк, как бывало раньше. Он стал другим, совершенно другим. Но матери кажется, что так было всегда. Стерлись в памяти скандалы с отцом, исчезновения из дому, после которых сын возвращался оборванный и избитый. Когда матери жалуются на своих шумных, распущенных детей, она гордо улыбается. Алексей другой, да, Алексей совершенно другой; но иногда ей вдруг приходит в голову, что вот ведь куда-то исчез из дому ребенок. Этот преждевременно повзрослевший подросток — уже не ребенок. Ничего детского нет в его серьезном сумрачном взгляде, и улыбается он редко, улыбкой взрослого человека. Мать чувствует перед ним некоторую робость, хотя Алексей внимателен, нежен и заботлив.
Алексея гнетет, что он не зарабатывает и все, что имеет, имеет благодаря труду матери, благодаря этим дням и ночам, проведенным ею за машиной, благодаря ее покрасневшим от напряжения глазам, исколотым иглой пальцам. И он мечтает о том времени, когда вырастет, начнет работать и мать сможет отдохнуть, вдосталь поспать и погулять по улицам, на которых посажены теперь маленькие деревца будущего бульвара.