Но пока Алексей бессилен. Он не может купить матери зимнее пальто и не может купить Варваре Александровне синее платье, такое синее, как цветочки на ее банте.
Алексей сидит за книжкой и одним ухом прислушивается к разговору за столом. Разговаривают они вдвоем — мать певуче и мягко, Варвара Александровна быстро, с серебристым смехом, который дрожит в ее голосе даже тогда, когда девушка не говорит ничего смешного. Мальчик прикрывает глаза. Его опьяняет этот голос, свежий, звенящий, полный радостной силы. Этот голос словно приоткрывает ему далекий, неведомый мир, то таинственное и великое, что должно, обязательно должно прийти, чего Алексей еще не может себе представить, но уже предчувствует.
Как запах мяты, как аромат сена, как песня на лугу, над рекой, звучит этот голос, который на одну секунду приоткрывает оконце в неведомое. Но, прежде чем Алексей успевает взглянуть, оконце захлопывается, и в сердце остается осадок неудовлетворенности и жгучей, нетерпеливой тоски.
Вдруг лицо учительницы меняется, смех обрывается на полуноте, глаза становятся внимательными: Варвара Александровна прислушивается тоже. На улице кто-то небрежно насвистывает мотив знакомой песенки. Мать продолжает разговор, но девушка рассеянна, отвечает невпопад. В Алексее вдруг пробуждается подозрительность. Он внимательно следит за изменениями круглого розового личика. Учительнице, видимо, хочется уйти, но неловко прервать разговор. Посвистывание удаляется, и розовое личико меркнет. Алексей прислушивается как бы ее ушами, — нет, уже ничего не слышно, звуки растворились в вечернем воздухе. И Варвара Александровна любезно разговаривает с матерью, но ее смех звучит теперь не так весело, немного искусственно и натянуто. На другой день Алексей встречает в аллее, ведущей к школе, Варвару Александровну. Рядом с ней идет, небрежно ударяя себя по ногам мимоходом сорванной веткой, Семен Семенович Ребров, высокий худой учитель литературы, прозванный Жирафом. Они так заняты разговором, что не заметили мальчугана, скрывшегося в тени придорожных деревьев. Жираф высок, и Варвара Александровна, разговаривая с ним, поднимает лицо, как воробышек, пьющий воду. Личико ее сияет улыбкой, и Алексей, не различая слов, слышит в ее голосе теплые интонации.
В этот вечер он долго лежит без сна, лицом к стене. Мать еще шьет, в свете керосиновой лампы на стене ясно выступают неровности штукатурки, темные трещины, комочки мела. Алексей блуждает глазами по этой бесконечной пустыне и чувствует горечь во рту. Вот тогда-то и рождается решение, что он больше не будет колоть дрова. Этого еще не хватало!