А тревога все-таки не затихала. С момента разговора у клумбы Людмила часто ловила себя на мыслях об Алексее. Она поймала себя на кое-чем похуже, — что, идя по улице, надеется встретить его и внимательно оглядывается, чтобы как-нибудь не прозевать. Они встретились лишь случайно в дни, когда проходила коллективизация. Они очутились в одной бригаде, посланной в пригородные районы, и там Алексей увидел ее словно в первый раз.
Да, она была честная, правдивая, та самая, о которой он грезил. Алексей вдруг удивился, что не понял этого с первой минуты, когда увидел ее на пляже. Как ему могло показаться, что Катя…
И это началось как нечто само собой разумеющееся — стремительно и бурно. В год голода, год борьбы с кулаками, трудный, тяжелый год, они ходили по селам, искали хлеб. Иногда им казалось, что они знакомы уже многие годы, что они вместе выросли, всегда были вместе. И в то же время их поражала ослепительная правда, каждую минуту новая правда, что вот они нашли друг друга, встретились.
— Как я мог жить без тебя? — спрашивал Алексей не ее, а самого себя и упрекал себя, что потерял столько дней и ночей, когда был без нее, и что даже тогда, когда познакомился с ней, не понял, не узнал.
Осенью они вместе вернулись в город и поселились в комнате, которую Алексей получил от завода. Людмила сообщила Кате. Та не удивилась.
— Этого следовало ожидать. Вы прямо-таки созданы друг для друга — оба сумасшедшие. А я была настоящей идиоткой… Боже, как можно сравнить твоего Алексея с Андреем Игнатьевичем… Знаешь, мы поженимся на будущей неделе.
Людмила сердечно обняла ее.
— Поздравляю тебя… Я так рада, так бы хотела, чтобы ты хоть в сотой доле была так счастлива, как я.
Она даже не заметила своей бестактности. Но перед ее глазами всплыло круглое, немного детское лицо доцента, близорукие глаза за стеклами очков, и ей трудно было связать это с Катей, которая когда-то утверждала, что любит Алексея.
Но Кате, видимо, было очень хорошо с ее застенчивым доцентом. Не хуже, чем Людмиле с Алексеем.
Время летело. Работа на заводе. Алексей был уже главным инженером. За это время он побывал в заграничной командировке. Людмила готовила кандидатскую работу. Родилась Ася — с глазами Алексея и лицом Людмилы. Но вот пришла война, и в первый же день Алексей отправился на фронт.
Алексей очнулся. Голова болела. В правой руке он чувствовал неприятное одеревенение. Ну, разумеется, коньяк сделал свое, — проклятая контузия напомнила о себе. «Поздно», — подумал он со страхом, но вдруг осознал, что вставать не нужно. Было воскресенье, день свободный от больничных процедур. Он почувствовал облегчение и улегся поудобнее, закрыв глаза. Можно поспать, пока не пройдет дурное самочувствие и не утихнет эта безумная головная боль. Алексей чувствовал как бы две головные боли: одна — обыкновенная боль с перепоя, тяжелый туман, глухой гнет и другая — рвущая, острая, хорошо знакомая боль от контузии. К черту! Стакана коньяка нельзя выпить!.. Стоит ли вообще жить, если ты с виду нормальный человек, а по существу — инвалид?