— Не нужно, он гулял сегодня. Уже темнеет, посиди лучше дома. И гостья у тебя.
— Так ведь я с гостьей!
— Нет, нет, лучше не надо…
— Ну, мы будем играть с ним в кухне, — решила Ася, и старик обрадовался.
— Очень я беспокоюсь, когда она одна выходит, — сказал он Алексею. — Глупо, разумеется, я понимаю и все-таки беспокоюсь. Такая маленькая, кто-нибудь может толкнуть, упадет, машины ездят…
— Вы сами ее воспитываете?
Старик смущенно улыбнулся.
— А кому же еще? Все работают, с утра до ночи никого дома нет… Приходится вот мне. Так и живем вдвоем. И, знаете, очень хорошо. Девочка умненькая; когда я работаю, она никогда не мешает, знает, что значит писать. И я ей все показываю. Когда ей нравится, я уж знаю: это то, что надо. А если нет — я смотрю и думаю: кто прав? Старый профессор или маленькая девочка? И представьте себе, что чаще оказывается — маленькая девочка!.. Да, да, дети — это очень интересные создания, очень.
И Алексей вдруг увидел в улыбающемся лице старого человека столько детского, что удивился. По-детски смотрели его чистые выцветшие глаза, и сама улыбка, слегка смущенная, тоже была детская.
— Вот тут еще наброски. Это Дуня.
Сходство было разительное. С листа прямо в лицо Алексею смотрели внимательные, спрашивающие глаза девочки.
— А вот, узнаете?
— Конечно, — обрадовался Алексей.
Это была Ася с ее зеленоватыми глазами, со светлыми косичками и даже с пятнышками веснушек на носике.
— Как похожа!
— Правда, похожа? — по-детски радовался профессор.
— А там?
— Это старые вещи. Разные иллюстрации. Я ведь иллюстрировал журнал и, книжки, теперь вот собрал здесь, что удалось. Многое пропало, немцы сожгли. Теперь друзья приносят иногда, что там у кого сохранилось. Приятно иногда взглянуть, вспомнить, как работал над тем, над другим…
— Сколько вам лет, Андрей Федорович? — спросил Алексей.
— Лет? Лет много — семьдесят два года летом стукнуло. Да, семьдесят два.
— И столько еще работаете!
— Отчего же не работать. Есть ради кого работать, есть ради чего работать. Глаза еще ничего, да и руки… Так-то она дрожит, а когда возьму кисть или карандаш, ничего, двигается уверенно. Тесно только, но обещали квартиру. А когда война кончится, может, и мастерская будет.
— Да, да, — машинально подтвердил Алексей.
Профессор только теперь заметил, что в комнате стемнело.
— Я тут болтаю, а уже темно… Сейчас зажжем лампу.
— Если ради меня, то мне уже пора идти. Я и так утомил вас.
— Что вы, Алексей Михайлович, нет, нет, боже упаси! Всегда приятно, когда кто-нибудь заходит. Вы как-нибудь раньше зайдите, я вам покажу, у меня тут еще в сундуке некоторые мои работы. Если вас заинтересуют.