— Видите ли, Евгения Трофимовна, зачем мне переезжать? Что мне, старому грибу, нужно? Пусть уж там кто другой селится, а я здесь… Столько времени я тут жила, привязалась…
— Привязалась! — удивилась управдомша. — К чему вы привязались?
— Да что ж, жила… и двор… и соседи, а тут вдруг, как же так?
— Соседи тоже переезжают.
— Что ж делать… Одни переезжают, другие остаются… Лучше уж останусь. А то что ж… не стоит.
— Так как же? Остаетесь вы или нет?
— Я же вам говорю, что остаюсь.
— Ну, я сейчас же, сегодня же дам знать, что вы не берете той квартиры.
— Отчего же… надо дать знать, конечно, надо. А я уж тут.
Управдомша ушла, пожав плечами. На обратном пути она постучала к Дорошам.
— Видали, совсем спятила старуха. Чего ей здесь надо? Я смотрела ту квартиру — куда лучше этой.
— Чудачка — и все, — отмахнулась Людмила, увязывавшая последний узел.
Ася суетилась вокруг лежащих на полу тюков с постелью, вокруг ящиков с посудой и книгами. Суматоха переезда наполняла девочку лихорадочным, веселым беспокойством.
— А вы уже готовы?
— Уже, — сказала, выпрямляясь, Людмила и окинула глазами комнату. Ниша с узеньким окном, где спала Ася, теперь казалась такой маленькой, что трудно было представить себе, как могла там поместиться кровать девочки. Обнажились стены с осыпавшейся штукатуркой, с грязными пятнами, с дырами после старых, неизвестно когда и зачем вбитых гвоздей, все жалкое уродство этой квартиры, усиленно скрываемое, а теперь бесстыдно выпершее на свет. И все же что-то дрогнуло в ее сердце, когда она подумала, сколько дней и ночей прошло здесь. Дней и ночей, тяжелых, трудных, и, быть может, именно потому с ними так трудно было расстаться. Они оставались здесь, среди этих грязных, потрескавшихся стен, как нечто чужое, ненужное, что бросают и забывают, а между тем они стоили ей столько мук.
— Я еще пойду попрощаться с Толей, и, мамочка, я ему скажу, чтобы он приходил ко мне туда, на новую квартиру, правда? А то у них такая гадкая комната. И там мы сможем играть в скверике, правда?
— Скажи, милая, конечно, скажи.
— А то мне было бы грустно, если б он уж совсем со мной не играл, правда? Он очень милый, Толя, только немножко застенчивый, это потому он никогда не хочет с тобой разговаривать, но нам с Дуней какие он сказки рассказывает! Ты знаешь, он умеет очень хорошо рассказывать разные такие сказки, знаешь? Он не такие рассказывает, как папа рассказывал перед войной, а другие — о животных и всякие, но я такие тоже люблю. Так я пойду!
Маленькие ножки затопали по лестнице, и Фекла Андреевна вздрогнула наверху, оглянувшись на запертую на замок дверь. Но нет, это где-то ниже. Она положила дрожащую руку на груду плиток шоколада. Ей казалось, что она одержала какую-то огромную победу. Они хотели выжить ее отсюда, но она не далась. Не такая она дура, она сразу разгадала подвох!.. Без всяких просьб дали квартиру, и грузовик сразу же нашелся — ого, думали, что на дуру напали… Не так-то она глупа, кое-что понимает. Да, да, дадут грузовик да еще помогут уложиться! Увидят, пронюхают, что там, в мешках, в узелках, а потом… Трудно ли залезть ночью, ограбить, а потом делись, бери, сколько душа пожелает. Нет, нет, они ее не обманут…