— Погоди, здесь что-то есть… Ага… Нет… не знаю… Понаставили цифр, вот и ломай себе голову… Да зачем тебе это? Телеграмма — и всё, пусть даже запоздала. Случается, письмо и то раньше дойдёт. Послала бы письмо, мы бы больше узнали. А так только и известно, что жив.
Резко прозвучал звонок. Татьяна Петровна заторопилась открывать.
— Что случилось, Мария?
Воронцов запыхался, видимо, он бежал бегом всю дорогу и теперь отирал платком пот со лба.
— Пришла телеграмма! Григорий жив! Ранен, в госпитале! — торопливо сообщила ему Татьяна Петровна, забыв в этот момент свою нелюбовь к молодому врачу.
— Григорий?.. Жив?
— Иди, иди скорей сюда… Телеграмма…
Не здороваясь, Мария протянула ему бумажку.
— Как же это, Мария?
Она ошиблась. Воронцов держал в руках извещение о смерти.
— Нет, не думай, что я сошла с ума. Это не то! Вот, вот…
Он внимательно читал телеграмму.
— Посмотри, посмотри, какая дата… Я ничего не понимаю…
Руки его слегка дрожали. Он несколько раз пробежал глазами текст.
— Мария, я хотел бы, чтобы ты поверила… Я счастлив, я так счастлив…
О чём он говорит? Какое ей дело до его чувств? Ей же нужно только одно.
— Дата, посмотри, какая дата! Я не могла разобрать.
— Успокойся, Мария. Мы всё это выясним. Видишь ли, дата…
— Что? — прервала она его с колотящимся от страшного волнения сердцем.
— Дата… более ранняя…
Мария окаменела. Голос Воронцова доносился до неё откуда-то издалека. Значит… всё-таки.
— Но это ничего не значит… Ведь то извещение… А тут госпиталь… Видимо, произошла ошибка, дата тут не имеет значения, может быть, она совершенно не имеет значения…
— Я ей толкую, толкую, а она сидит, как помешанная. Конечно, где уж там старухе-матери знать… — раздражённо вмешалась Татьяна Петровна.
— Виктор… Я должна знать наверняка… Поймите же вы, что я должна знать…
— Да что тут такого? Садись и поезжай — только и всего. Ведь он же лежит раненый! — возмутилась мать.
— Нет, так сразу ехать нельзя, — возразил Воронцов. — Мы дадим телеграмму главному врачу.
— Да, да, чтобы уж наверняка…
Она стала нервно суетиться.
— Да где же мой чемодан…
— Зачем тебе чемодан, ты же пока не едешь… Господи, какой народ пошёл, всё не так, всё шиворот-навыворот — ни тебе горевать как следует, ни тебе радоваться не умеют.
Она пожала плечами и тяжело двинулась в кухню. Слышно было, как она сердито переставляет кастрюли, Что-то ворча про себя.
— Не знаю… Ничего я не знаю… Если бы я хоть могла поверить…
— Успокойся, Мария. Мы телеграфируем, через два-три дня будет ответ. Я дам телеграмму главному врачу. Это мой знакомый.
— А если…