— Нет.
— Своей будущей супругой он называл вас, Инара Руслановна. Вы это можете как-то объяснить?
Инара пожала плечами с совершенно равнодушным лицом.
— Видимо, у него просто разыгралось воображение.
— То есть вы не встречались?
— Мы учились в одном классе, дружили в школе. Естественно, мы встречались.
— Нет, я имел в виду: ухаживал ли за вами Бармин, делал предложение выйти за него замуж, давали вы ему повод делать такие предложения?
Инара сыграла непонимание и обиду:
— Никаких предложений он мне не делал, а если собирался, то я об этом не знаю.
— А если бы сделал, что бы вы ответили? — хитро прищурившись, справился следователь.
— Какое это имеет значение?
— Может, и никакого. — Он встал со стола и вернулся на свое обычное место: — Но мне интересно.
— Отказала бы.
— Из-за Оласаева?
— Из-за Оласаева.
— А Замятин?
— Что «Замятин»?
— Замятин никаких чувств к вам не испытывал?
Неужели этот кретин исповедовался на допросе? Интересно, что он мог сказать. «Бармин с Оласаевым сохли по Инаре, а она без меня жить не могла, хотя на всякие там ухаживания у меня из-за огромной общественной нагрузки времени совершенно не остается». Так, что ли?
— Я не понимаю, а это какое отношение имеет к смерти Бармина и к следствию? — устало произнесла Инара.
— Может, и никакого, — как бы согласился следователь, — а может, и самое непосредственное. Позвольте уж мне решать. Итак, я спросил о Замятине.
Инара терпеливо объяснила:
— Замятин также мой одноклассник. Возможно, в школе они все по очереди за мной ухаживали, но это были чисто детские увлечения, которые давно прошли. На момент гибели Сергея ничего, кроме обычных приятельских отношений, меня ни с Замятиным, ни с Барминым не связывало.
— Понимаете, Инара, — он в очередной раз сменил тон, теперь уже на задушевно-отеческий, — это преступление во многом отличается от других. Вот, скажем, пьяный водитель сбил пешехода, рецидивист ограбил склад и убил сторожа, хулиганы напились и избили прохожего — все это насильственные преступления. Но расследуемое нами, в отличие от них, требует скрупулезного учета психологии участников. Любовный треугольник — это одно, четырехугольник — совсем другое, просто пара влюбленных без всяких желающих ее разбить — это совсем уже третье. Вот, например, Бармин, который, по его словам, вас любил и даже собирался на вас жениться, а по вашим словам, не давал никакого повода даже заподозрить его в каких-то чувствах. Я, девочка, много видел и влюбленных, и ревнивцев. — Он тяжко вздохнул и окончательно перешел на «ты». — Не верю я, что ты ничего не знала. Женщины всегда такое чувствуют. А если знала, чувствовала, почему не остановила его в самом начале? Раз он любил тебя, значит, послушался бы. И может, все были бы живы. Ты говоришь, испугалась. Предположим, но почему побежала в лес за какими-то незнакомыми людьми? Вас, в конце концов, было трое, даже самого невменяемого могли бы скрутить, связать и сдать в милицию. Могли же?