— Вы закончили с версиями?
Турецкий поскреб в затылке:
— Ну пока да.
— Тогда послушайте меня. — Скрыпник откинулся в кресле и сложил руки на груди. — Шестов был образованный интеллигентный человек, достаточно зарабатывающий, чтобы не пить самогон, и не настолько большой оригинал, чтобы поливать самогоном ковры, тем более что ковра на даче у него не было. Среди его хобби я не припомню и увлечений пиротехникой. Он предпочитал менее экзотическую рыбалку. Самоубийство я бы тоже исключил. Самоубийство для малодушных и отчаявшихся, Шестов таким не был. Никакие женщины, неприятности или долги не могут служить поводом для лишения себя жизни. Но если допустить, хотя, повторяю, это совершенно невероятно, что Шестов решил умереть, то он выбрал бы более быстрый и более эффективный способ. Пулю, например, или снотворное. Я уже говорил, что он не был оригиналом, не был он и мазохистом.
Турецкий выбрался из кресла и побродил по кабинету, как бы переваривая все вышесказанное.
— А вы, я смотрю, подводной охотой увлекаетесь? — остановился он у стены, увешанной фотографиями Скрыпника в акваланге в обществе дельфинов, кораллов, экзотических надутых рыбок и прочей живности явно тропических вод.
— Нет, подводным плаванием.
— А это что за палка у вас в руках?! — «Важняк» ткнул пальцем в снимок с какими-то селедками.
— Гарпун.
— Вот видите, а говорите, не охота! Мы все замечаем, работа у нас такая. — Он снова поскреб в затылке. — Значит, все-таки стихийные силы природы?
— Убили Шестова, — подсказал Скрыпник.
— Да?
— Вам решать, вы же следователь.
Турецкий. 8 апреля. 20.00
— Ну и где твой полезный человек? — прямо с порога спросил Турецкий, вручая Грязнову бутылку «Белого аиста».
— Священнодействует, — шепотом ответил Грязнов.
На кухне невысокий брюнет лет тридцати пяти с вьющимися до плеч волосами и трехдневной щетиной, в тельняшке-безрукавке и фартуке укладывал на решетку свеженанизанные шашлыки. Его пиджак, рубашка и галстук висели на спинке стула. Стол был уже накрыт, причем не в грязновских примитивистских традициях, а как в лучших домах: со скатертью, салфетками и разной посудой для коньяка и воды. Даже двузубые вилочки для лимона присутствовали.
— Арбузов Ростислав Всеволодович, можно Славик, однако, чтобы не путать со мной, лучше Ростик, — представил полезного человека Грязнов. — Турецкий Александр Борисович.
Арбузов, тщательно вытерев руку о фартук, протянул ее Турецкому:
— Много о вас слышал.
— Были времена, — продолжил Грязнов, придирчиво наблюдая, как гость задвигает решетку с шампурами в духовку и регулирует температуру, — когда Ростислав Всеволодович работал в МУРе, был грозой бандитов и отщепенцев, а теперь трудится не покладая рук в охранном агентстве.