Он, видно, успел проскочить до того, как начали действовать Алешкины враги — без проблем вылез в Екатеринбурге, бывшем Свердловске, без проблем добрался до аэропорта — паспорт у него брали, разглядывали, а на него самого при этом почему-то особо не смотрели. Так что мало-помалу он совсем перестал волноваться по этому поводу.
Самолет — замкнутая со всех сторон гудящая труба — ему не понравился, как не понравилась и вся его нынешняя новая жизнь — бесприютная, ни к чему не привязанная, делавшая его совсем никому не нужным. В Москве он вообще все делал как бы через силу — ходил по людным улицам, толкался в каких-то противных харчевнях, где было много пьяных мужиков, таких же противных, как в леспромхозе, а может, и еще противнее, дышал чужим дыханием в метро. Но, как ни странно, везение его продолжалось и здесь. Во-первых, судя по всему, преследователи наглухо потеряли его из вида. Во-вторых, на вокзале, где ему несколько раз пришлось заночевать, у него не сперли его заветный мешок. Ну а главное его везение называлось Соня Егорова, Софья Михайловна.
…Он набрал номер телефона, который дала ему Надежда, и, услышав мягкий женский голос, попросил позвать Егорову.
— Это я, Егорова, — сказал все тот же милый женский голос. — Слушаю вас. Что у вас за вопрос?
Он начал мяться, не зная, как объяснить ей все толком, но едва упомянул имя Надежды, как она, видно догадавшись обо всем, что надо, по его меканью, спросила, умница:
— Вы с Урала? Из Нижних Болот? Я в курсе дела… — и сказала вдруг совсем непонятное: — Вы, наверно, хотите встретиться, Анна Ивановна? Давайте договоримся так…
Но он, человек из тихой глубинки, где ни к чему были бы такие вот премудрости, конечно же, не понял, что говорит она для кого-то, кто может слышать ее там, в банке, воскликнул с недоумением:
— Да погодите же вы, Софья Михайловна! Никакая я не Анна Ивановна! Я Остроумов…
Но она снова поспешно перебила его:
— Да-да, конечно, Анна Ивановна, я в курсе, я же сказала…
В назначенное время рядом с ним на скамейку опустилась молодая, по-московски интересная женщина — аккуратненькая, чистенькая, женственная. Такую, понятное дело, на танцах лапать не начнешь… Села, свободно закинула ногу на ногу, достала сигарету и вдруг спросила у него, поймав неодобрительный взгляд:
— Ну, так это вы и есть Остроумов? — и, когда Леонид ошеломленно кивнул, добавила: — Похожи на брата, похожи. — И весело посмотрела на него замечательно темными, похожими на вишни глазами: — А я, как вы понимаете, Егорова.
Она вовсе не была похожа на птичку, разве только глазами, но стоило ему еще раз увидеть эти темные веселые глаза, как сердце сразу ухнуло куда-то вниз: она!