Вместе с тем надо отметить, что наступление на Курск для немцев все же оказалось лучшим вариантом действий по сравнению с пассивной обороной. Хотя операция «Цитадель» закончилась неудачей, для отражения немецкого наступления советская сторона использовала значительную часть своих резервов, что ослабило силу последующих ударов на Орел и Харьков. Кроме того, войскам Центрального и Воронежского фронтов пришлось переходить в наступление в невыгодных группировках, сложившихся в ходе оборонительного сражения, что уменьшило масштаб успехов, достигнутых Красной армией в ходе контрнаступления на Курской дуге.
Командование вермахта знало, что удар на Курск не будет неожиданным для советской стороны. Но немцы надеялись на более высокие боевые качества своих солдат и офицеров и новые танки «Тигр» и «Патера», которые должны были справиться с грозными «тридцатьчетверками».
В Красной армии тоже сознавали, что будущее решающее сражение весенне-летней кампании 43-го года будет прежде всего танковым сражением. Как вспоминал начальник Оперативного управления Генштаба С. М. Штеменко, весной 1943 года «Генеральный штаб неослабно следил за противником. Данные о нем носили несколько противоречивый характер. И разведчики, и операторы сходились на том, что у него появились признаки осторожности, иногда переходящей в нерешительность (Гитлер, не будучи уверенным в успехе, несколько раз переносил сроки начала операции „Цитадель“. – Б. С.). Тем не менее в районе Орла, Белгорода и Харькова он по-прежнему сохранял ярко выраженные авиационно-танковые ударные группировки, мощь которых все время наращивалась. Это обстоятельство расценивалось как прямое доказательство наступательных намерений врага…
Вопрос „где“ не являлся тогда слишком трудным. Ответ на него мог быть только один – на Курской дуге. Ведь именно в этом районе находились главные ударные силы противника, таившие две опасные для нас возможности: глубокий обход Москвы или поворот на юг. С другой стороны, и сами мы именно здесь, т. е. против основной группировки врага, могли применить с наибольшим эффектом наши силы и средства, в первую очередь крупные танковые объединения».
В конце марта – начале апреля 1943 года, за три месяца до начала Курской битвы, командующий одним из таких объединений – 5-й гвардейской танковой армией генерал П. А. Ротмистров обратился к руководству с довольно тревожными посланиями. В шифрограммах Сталину от 30 марта и 1 апреля и в письме Маленкову от 2 апреля 1943 года он обосновывал необходимость максимального усиления своей армии. Как и другим советским военачальникам, Ротмистрову хотелось иметь под своим командованием как можно больше людей и боевой техники. Вопрос о том, можно ли их эффективно применить на узком участке фронта и при острой нехватке средств связи, отходил на второй план.