«А ведь Лекарь уже стар, – подумала она. – Старость – это неизбежность. Но для некоторых непозволительная роскошь…»
Лекарь кинул в багажник машины саперную лопатку и вытер пот. Произнес, кивнув на холмик свежевырытой импровизированной могилы:
– Неправильно все-таки это.
– Что? – спросила Кобра, подставляя солнечным лучам, играющим в кронах деревьев, свое осунувшееся худое лицо.
– Мы хороним нашего брата не по мусульманским обычаям. Без должного почтения. В лесу, как какую-то собаку.
– А как хоронят павших на поле боя, когда война продолжается?
– Но войны нет сейчас, – возразил Лекарь.
– Есть. А Ибрагим сейчас в раю. Конечно, если он существует, – усмехнулась Кобра.
– Ты не веришь в рай? – нахмурился Лекарь.
– Я не знаю ничего наверняка.
– Ты не веришь, – уже утвердительно произнес он.
– Лекарь, что ты такой бледный?
– Душно. – Лекарь вытер рукавом вспотевший лоб.
– И страшно? – скривилась она.
– Кто ты такая, женщина, чтобы обвинять меня в страхе? – Его глаза налились кровью, и он сделал шаг к ней, сжав огромный кулак. – Ты еще говорить не умела, когда я гяурские бронетранспортеры жег и шакалам головы резал! Я один выходил против десятерых, и они бежали, потому что видели, что я не боюсь ничего! Руками их рвал! Горло выгрызал!
Она с некоторым интересом посмотрела на него, ничуть не испугавшись его эмоционального взрыва. Для нее не было секретом, что давно, еще на тех войнах, во времена которых она была совсем маленькой, а народ в горах уже бился за свои идеи, он показал себя свирепым, фанатичным воином Аллаха. Не было и в последнее время оснований сомневаться в его преданности. Но он терял форму. Все больше и больше. Время играло против него, посылая мяч за мячом в его ворота.
– Я моджахед, у меня священная война. – Лекарь сдал назад и разжал кулаки, однако было видно, что говорит он это не столько искренне, сколько по привычке. – А ты? Что сделала ты кроме того, что околдовала Марида?
– А этого недостаточно? – загадочно улыбнулась Кобра.
– Дочь шайтана!
– Зато, Лекарь, я не боюсь. И меня не держит на этой земле ничего. И я выполню свой долг – убью, умру, испепелю себя на костре.
– Хочется верить, – буркнул он.
Как она и ожидала, он переборол свою ярость и снова был послушен. Потому что он робот. Он запрограммирован Маридом на рабскую покорность. В его программу забито не трогать Кобру и при необходимости пожертвовать ради нее своей жизнью. И его программы пока что ни разу не давали сбой.
– Верь, – кивнула она. – Что тебе еще остается?..
Лекарь сел в машину – снова на водительское сиденье. Его огромная фигура будто сдулась. И Кобра, глядя на него, еще больше укрепилась в мысли, что по его непробиваемой броне идут трещины. А прорыв плотины всегда начинается с самой маленькой трещины.