— Уверена, твой папа окажется занят, дорогая. И потом, у него наверняка есть свои планы на праздники. — Джорджия старалась говорить как можно мягче, все еще надеясь переубедить Дакоту.
— А вот и нет; я спросила его, когда мы ходили в музей керамики. Он очень обрадовался и обещал приехать к нам — он тоже любит ягненка.
— Хорошо, посмотрим, поговорим об этом после. — Джорджия продолжила укладывать белье, думая о том, как коварно Джеймс снова пробил ее защиту и усыпил бдительность. Теперь она была в растерянности и не знала, что предпринять.
Может, она уже и так наделала ошибок.
Дарвин поднялась с постели и посмотрела на часы. Час дня. Как такое могло случиться? Она никогда не спала до полудня даже в воскресенье. С детства она привыкла просыпаться рано, твердо усвоив непреложный закон: вставать надо до девяти часов, чтобы не опоздать в церковь.
Голова у нее кружилась и болела, но не сильно, а как-то тупо. Она даже с трудом добрела до туалета. Какая-то неимоверная разбитость и дурнота охватывали ее при каждом движении. Дарвин посмотрела на потолок, и ей показалось, будто он качается, как во время землетрясения. Она закрыла глаза, и головокружение усилилось.
— Это похмелье, — прошептала она, пытаясь понять, как могла допиться до такого состояния. Похмелье! Чтобы вспомнить случившееся, нужно попытаться восстановить в деталях вчерашние события: кажется, она очень ждала звонка Дэна, но он так и не позвонил. И тогда она решила поехать в Вест-Сайд и взять интервью у Пери. Она хотела набрать материала для своих тезисов и подумала, что для этого лучше всего подходит субботний вечер.
— О, конечно! — воскликнула Пери по телефону. — Заходите, это будет интересно!
Дарвин просто страшно устала от пребывания дома и ожидания звонка, она надеялась: Дэн хотя бы поговорит с ней в этот раз чуть дольше, но они общались все меньше и меньше. Надев туфли и куртку, направилась к станции и села на поезд.
Она хотела провести этот вечер не так, как обычно; с Джорджией они отныне могли считаться друзьями, и та не стала бы возражать против ее прихода, даже если занималась с Дакотой стиркой белья. Дверь Дарвин открыла Пери, и девушка тут же вытащила свой блокнот. Пери показала ей сумочки ручной работы, которые теперь продавались и в магазине Джорджии, и вкратце рассказала ей, как придумывала их дизайн. Вообще-то она рассказала ей гораздо больше — например о своих надеждах на успех в мире моды, — но интерес Дарвин не угасал, и поэтому Пери показала ей самые дорогие виды шерсти, стоившие по восемьдесят девять долларов за небольшой моток.