Одобрительный гул в задних рядах суда стал громче.
Мистер Уорлегган нервно постучал молотком по столу:
– Мистер Полдарк, дело закрыто. Будьте добры, покиньте место свидетеля.
– В противном случае мы обвиним вас в неуважении к суду, – добавил доктор Холс.
Росс слегка поклонился:
– Смею вас заверить, сэр, подобное обвинение будет вполне соответствовать моим сокровенным мыслям.
Росс покинул место свидетеля и под громкие крики и призывы к соблюдению порядка вышел из зала суда. Оказавшись на улице, он полной грудью вдохнул теплый летний воздух. Сточная канава была полна нечистот, и вонь на узкой улочке стояла просто невыносимая, но после удушающей атмосферы в суде Росс нашел ее даже приятной. Он промокнул лоб носовым платком. От нервного напряжения у него слегка дрожала рука. Ему было досадно и тошно до омерзения.
По улице двигалась вереница груженных корзинами с оловом мулов, рядом с ними тяжело шагали покрытые дорожной пылью шахтеры. Они прошли долгий путь с окраин и теперь выгрузят олово на монетном дворе, а потом вернутся на измученных мулах домой.
Росс подождал, пока они пройдут мимо, и уже собрался перейти узкую улочку, когда кто-то прикоснулся к его руке.
Это была Джинни, а у нее за спиной стоял Заки Мартин.
– Сэр, я хочу поблагодарить вас за ваши слова в суде, – сказала девушка, и на ее бледных веснушчатых щеках вспыхнул легкий румянец.
– Ни к чему хорошему это не привело, – вздохнул Росс. – Отведи ее домой, Заки. У тебя Джинни будет лучше.
– Да, сэр.
Росс развернулся и быстро зашагал по Монетной улице. Эта благодарность за поражение стала последней каплей. Он презирал не только судей, но и себя за то, что не смог сдержаться. Хочешь демонстрировать всем свою независимость – демонстрируй на здоровье, но только тогда, когда дело касается твоей личной свободы. Однако, если речь идет о другом человеке, изволь держать язык за зубами. Он все сделал неправильно. Так хорошо начал, а под конец все испортил. Надо было льстить судьям, пресмыкаться перед ними, превозносить их авторитет и заслуги (что он и сделал вначале), а потом подвести к тому, что мягкий приговор явит всем их добросердечие и великодушие.
Но в глубине души Росс сомневался в том, что даже золотой голос Шеридана мог бы отвлечь вершителей правосудия от преследования жертвы. Теперь он понимал, что выбрал не ту тактику. Надо было встретиться с судьями еще до слушания дела и рассказать о том, что ему бы очень не хотелось лишиться хорошего лакея. И они бы его поняли. А он бы вытащил парня. И не потребовались бы никакие медицинские свидетельства и призывы к милосердию.