1
Как-то жарким солнечным днем в самом конце весны Демельза и Пруди прореживали ростки молодой репы на нижнем участке Долгого поля.
Пруди не переставая жаловалась, но Демельза, если и слышала ее жалобы, не обращала на них внимания. Она ритмично поднимала и вонзала в землю мотыгу, выпалывая сорняки и одновременно освобождая место для репы. Изредка она останавливалась и, подбоченившись, смотрела в сторону Хэндрона-Бич. Море под палящими лучами солнца было гладким, как зеркало. Иногда легкий ветерок, словно птичье крыло, касался поверхности воды, и на ней возникала слабая темная рябь. А на отмелях вода была похожа на постоянно движущуюся гофрированную ткань сиреневых и светло-зеленых тонов.
Порой Демельза начинала напевать какой-нибудь мотивчик: она любила тепло, а солнечное тепло в особенности. Демельза была в одном из своих голубых платьев. Чепец она, к великому неудовольствию Пруди, сняла и работала, засучив рукава, в тяжелых ботинках на босу ногу.
Пруди уперлась руками в колени и разогнулась с таким громким стоном, будто это было ей впервой. Потом приподняла грязным пальцем чепец и заправила выбившуюся прядь черных волос.
– Завтра утром точно не встану. И сегодня уже ничегошеньки сделать не смогу. О, мои ноги! Да еще всю ночь промучаюсь. – Она потянула за носок тапка и вытряхнула набившуюся через подвернутую пятку землю. – Ты бы тоже заканчивала, еще телят покормить надо, я ж не могу разорваться… А это еще кто?
Демельза повернулась и прищурилась от солнца.
– Да это же… И чего ему здесь надо?
Девушка выронила мотыгу и кинулась в сторону дома.
– Отец! – крикнула она на бегу.
Том Карн увидел ее и остановился. Демельза подбежала к отцу. После самого последнего визита, когда он сообщил дочери о предстоящей женитьбе, ее чувства к нему изменились. Воспоминания о плохом обращении поблекли, и теперь она была готова оставить все в прошлом и стать ласковой, любящей дочерью.
Карн стоял, широко расставив ноги и сдвинув на затылок круглую шляпу, а Демельза бросилась к нему и поцеловала в колючую черную бороду. Она сразу заметила, что глаза у отца не налиты кровью, как часто бывало раньше, и одет он прилично: сюртук из грубого серого сукна и серый жилет, плотные, подвернутые на пару дюймов штаны, коричневые шерстяные чулки и тяжелые ботинки с начищенными медными пряжками. Только тут Демельза вспомнила, что вдова Чегвидден была женщиной со средствами.
– Здравствуй, дочка, – сказал Карн. – Значит, так здесь и живешь?