– Черт побери, Росс, где вы прятали этот маленький бутончик? Как неблагородно с вашей стороны скрывать от нас такую красоту, – сказал Тренеглос и обратился к Демельзе: – К вашим услугам, мэм.
Ну и что на это ответить? Не говорить же: «К вашим услугам, сэр». Демельза ограничилась скромной улыбкой. Она позволила представить себя остальным, приняла от Верити бокал портвейна и, пока гости не смотрели, одним глотком наполовину осушила его.
– Так вот, значит, какая у вас жена, Росс, – сладким голоском сказала Рут. – Присядьте со мной, дорогая. Расскажите мне о себе. В графстве весь июнь только о вас и говорят.
– Да, – согласилась Демельза, – люди очень любят посплетничать, вы не находите?
Джон расхохотался и хлопнул себя по ляжкам.
– В самую точку, мэм. У меня тост: счастливого нам Рождества, а все сплетни пусть идут к черту!
– Джон, ты пьян, – строго сказала Рут. – Если мы сейчас же не уедем, ты не сможешь удержаться в седле.
– Сначала мы должны послушать игру Элизабет, – напомнил Джордж и многозначительно посмотрел на хозяйку дома.
– Вы поете, миссис Полдарк? – поинтересовался Джон.
– Я? – удивилась Демельза. – Нет. Только когда счастлива.
– А разве мы все не счастливы сегодня? – спросил Джон. – Сочельник как-никак. Вы просто обязаны спеть для нас, мэм.
– Она поет, Росс? – полюбопытствовал Фрэнсис.
Росс посмотрел на Демельзу, та отчаянно затрясла головой.
– Нет, – сказал он.
Но отказ не возымел на гостей действия.
Демельза поскорее осушила бокал, его вновь наполнили.
– Я пою только для себя, – призналась она. – То есть нот я совсем не знаю. Пусть хоз… миссис Элизабет сначала нам сыграет. А потом, может быть…
Элизабет пробежала пальцами по струнам арфы. Тихий, как журчание ручейка, звук стал аккомпанементом общей беседе.
– Если вы напоете пару строк, – сказала Элизабет, – то, думаю, я смогу подобрать мелодию.
– Нет-нет! – испуганно отшатнулась Демельза. – Сперва – вы. Вы уж, пожалуйста, сначала нам сыграйте.
Элизабет начала играть, и все сразу умолкли, даже подвыпивший Джон и перебравший Фрэнсис. Как-никак все они были корнуоллцами, и музыка для них имела особое значение.
Элизабет сыграла отрывок из Генделя, а потом коротенькую сонату Крумпхольца. Вибрирующая мелодия арфы наполнила гостиную, и, кроме потрескивания дров в камине, в комнате не было слышно больше никаких звуков. Пламя свечей выхватывало из полумрака профиль Элизабет, ее тонкие руки, перебирающие струны инструмента, и даже казалось, будто у нее над головой появился нимб. За спиной Элизабет, заложив руки за спину, стоял Джордж Уорлегган. Обходительный и в то же время суровый, он не сводил с нее глаз.