В Маньчжурских степях и дебрях (Любич-Кошуров) - страница 43
Томительная пауза…
Петька вдумывается в Семеновы слова, хочет проникнуть в их смысл… Но слова улетели… Их больше нет. Вместо них тишина…
— Он напустил… Он наколдовал.
Голос у Семена дрожит.
— Господи, — шепчет он, — Господи Создатель мой…
Он крестится.
Опять шуршат рукава его куртки.
Но Петька не верит в колдовство.
— Враки, — говорить он. — Враки!
И теребить его за рукав.
— Дядя Семен!
— Чего ты?
— Что вы, будет вам…
Семен молчит…
— Неужели вы верите?..
Семен с сердцем отдергивает руку.
— А что ж это? По-твоему, я виноват!
Снова он крестится.
— О, Господи, а может…
Так они и уснули в степи.
А утром их ждала большая неприятность…
На них напал «гнус»…
Пока они разжигали факелы, миллионы насекомых, всех видов, всех пород жалящих, облепили их черным слоем…
В глазах стало темно от окружившего их живого облака.
Солнце, казалось померкло…
Мгновенно кожа на лице, на руках покрылась волдырями… «Гнус» жалил и через одежду, даже через кожаный пиджак Семена…
Даже в густую шерсть медведя забрался, и бедный зверь с ревом сначала встал на задние ноги, потом опустился на четвереньки и, наконец, стал кататься по траве, царапая лапами искусанную морду.
Наконец, факелы запылали.
Густыми клубами повалил от них черный удушливый дым…
«Гнус» стал ослабевать… Потом и совсем отстал.
Но на Семена и Петьку страшно было смотреть… Лица их представляли один сплошной волдырь… Гнус забивался и в сапоги, и ноги у обоих так распухли, что трудно было снять сапог, чтобы осмотреть ноги…
Спина, грудь, руки, ноги, — все вздулось и распухло…
— Эй, земляки! Что затеяли!
К ним подъезжал казачий разъезд, привлеченный дымом от факелов.
Они объяснили, сообщив, между прочим, и о «цирюльнике»…
Их отправили на пункт.
Оправившись от ран, нанесенных гнусом, Семен и Петька поступили охотниками в один отряд.
Собственно, Петьку подбил поступить в охотники Семен, который и нападение гнуса и то, что заблудился тогда ночью, приписывал колдовству и в глубине души решил, что такие вещи прощать нельзя.
XX
Необозримая песчаная равнина…
Далеко назади остались благодатные степи Уссури и восточное побережье Амура…
Кругом дико и неприютно. На горизонте синеет гряда невысоких гор.
Переходя с места на место с отрядом, куда они зачислились, Петька и Семен очутились, наконец, в самой глуши этих почти бесплодных диких степей…
Теперь они и от своего отряда далеко.
Они вызвались, вместе с одной еще отчаянной головой, пробраться в тыл передовым японским разведочным отрядам.
Новый их товарищ, бывший горнозаводский рабочий, слесарь, Кузьмин, худой, длинный, как жердь, с плоской грудью и острыми плечами; он почти одного роста с Семеном, но он кажется выше его.