В то время, как её товарищи входили в палатку, молодая девушка осталась сзади, чтобы переговорить украдкой с китайским офицером, и, притаившись за портьерой, прислушалась, не окликнет ли кто-нибудь из своих.
Полутьма помогла её намерениям, — и в самом деле пленники сначала не заметили её отсутствия.
Вскоре к ней вернулся китайский офицер и сделал знак следовать за ним.
Он поспешно проводил ее в ту же самую палатку, где состоялось свидание пленников с Тимуром. Черной стражи там больше не было.
— Подождите здесь! — сказал офицер.
Молодая девушка уселась на нечто вроде массивного сундука, украшенного резьбой, и закрыла лицо руками, как бы для того, чтобы лучше сосредоточиться. Поступок, на который она решилась без ведома своих товарищей, был внушен ей сознанием полной безнадежности их положения. Разумеется, все, чего она могла надеяться достигнуть, это — продления тяжелой агонии, только на это и могло удаться склонить железную волю «Господина». И она делала невероятное усилие сдержать свое нервное напряжение и сохранить полное присутствие духа во время разговора, который ей предстоял.
Надя все еще сидела в своей удрученной позе, когда появился снова китайский офицер, неся большой белый платок из шерсти и шелку.
— Я вас провожу к тому, кого вы желаете увидеть. Но вы должны этим закутать свое лицо, во-первых, для того, чтобы не быть узнанной, во-вторых, для того, чтобы не видеть, куда мы пойдем. Это — условие!
Девушка встала, кивком головы выразила свое согласие на все и беспрекословно позволила обернуть платок вокруг своей головы так, что лицо её было совершенно закрыто.
Взяв ее за руку, офицер в продолжение нескольких минут вел ее по дороге, которая показалась ей очень запутанной. Она чувствовала только, что прошла через несколько зал, несомненно, пустых, так как вокруг неё царило глубочайшее молчание, нарушаемое только слабым шумом их шагов по толстым коврам.
Затем её проводник остановился, отнял руку и удалился, и чей-то голос ей сказал:
— Снимите ваше покрывало!
Вся трепещущая, несмотря на старания быть спокойной, молодая девушка быстро сбросила платок.
Она стояла перед Тимуром, полулежащим на груде подушек.
— Что вам от меня угодно, сударыня? Быть может, вы приносите мне ответ ваших сотоварищей?
Надо было отвечать.
Она вдруг почувствовала, что слишком понадеялась на свои силы. Нужно было отказаться от всякого внешнего самообладания. И она заговорила прерывающимся голосом, задыхаясь, сопровождая свою речь лихорадочными, непроизвольными жестами, с горящим лицом, почти отчаянное одушевление которого особенно к ней шло, делало ее удивительно красивой.