А уж если они рассказывали, то вспоминали один какой-нибудь случай, со временем, возможно, обросший сюжетом, но для меня интереса не представлявший. У кого-то пошла кровь из носу, кто-то прикатил в инвалидной коляске, кто-то оказался жутко толстый… мне это было ни к чему. Меня самого тогда нещадно трепали болезни. Лютовал паркинсон. Гикнулся позвоночник: я поднял телевизор, услышал хруст — месяц с лишним необъяснимых болей. После операции я потерял речь. Тремор вернулся во всей красе. Делай, что делаешь, ты на верном пути, заверяли меня друзья. Они не знали, что я изменяю Зузе с ее сестрой, скорее, просто советовали напоследок насладиться жизнью. Ведь велика была вероятность, что кости истончатся, позвоночник откажет, лекарства придется принимать до последнего вздоха, а боль не уймется. А какая еще есть вероятность? Лучше этой? Мы живем в краю лжецов, которым хочется слыть правдолюбами, — или наоборот.
Зуза уехала. Жена, с которой я даже в кино не успел сходить, уехала. Помните первый торжественный обед, который прошел не совсем так, как я замыслил? В первом зале сидели двое ее клиентов. Не знаю, сколько в соседнем… Конечно, следовало ожидать, что это ее смутит, при таком ремесле нечего изображать из себя героическую Эмилию Плятер[21]. Теперь все умные. Но Зуза к таким вещам была слишком чувствительна. Я сам наделал ошибок — и она уехала. Ищи ветра в поле, точнее, среди соратниц. Ибо суть общения — постоянная жажда новостей и попытки ее утолить. Честно говоря, шквалы чувств, подобные тому, что захлестнул меня, редки. В литературе, кстати, образ шлюхи всегда положительный. От Достоевского и Толстого до Данило Киша. От Манна до Маркеса. Впрочем, не стоит сравнивать мою возлюбленную с героинями мировой литературы. В конце концов, она сама без особых колебаний призналась: не люблю читать. Так-то. И на мою долю выпадали горькие минуты.
33
— Но это же отличная дислокация.
— Ты про что?
— Я заказываю музыку, ты у моих ног. Никакого шовинизма.
— А купальник какой?
— Неотразимый. Глаз не отвести.
— Спасибо. Я спрашиваю про цвет.
— Должен подходить к брюкам.
— Брюки белые?
— Белые или черные. Хотя… Я ведь не от мира сего. Может, лучше зеленые? Ящеричный зеленый подчеркнет мою маргинальность.
Мне недоставало таких разговоров ни о чем. Я тосковал по ней, зверски тосковал. Она мне не изменяла. Курвы не изменяют — по-моему, на этих страницах нет открытия важнее. Изменяют подруги, невесты, жены; изменяют, потому что хотят узнать, каково в постели с другим, потому что есть две тысячи причин плюс тысяча мужских закидонов. Господи, почему в нашем отечестве постоянно говорят о глупости женщин, а о нелепой, агрессивной глупости мужчин помалкивают?