- Не догнал?
- Я их потом встретил. Лет через пять. У меня память хорошая и на плохое, и на хорошее.
Я посчитал за лучшее не выяснять подробностей случившегося. Хотя про Поваленное Дерево говорили, что он в душе почти белый, в иных отношениях спокойнее не знать. Снятый скальп - не самое плохое, что случается. Странно, что вообще о таком заговорил. Не так часто радует откровениями.
- Но вот с тех пор не пью. Совсем. И детей бил смертным боем, если кто посмел приложиться к бутылке. Это слабость, и нельзя ей потакать. Человек должен быть выше и не превращаться в животное.
- Мне лет пять было, - заговорил я без особой охоты, когда он замолчал в ожидании. - Добрался до отцова кисета. Потом было жутко плохо и выворачивало наизнанку. Уже внутри ничего нет, а желчью рвешь. Сначала не мог находиться даже рядом с курящими, потом притерпелся. Только в рот не беру.
- И чего в том тайного?
- Да ничего, - произнес я с досадой, - но мне приятнее выглядеть верующим, чем отравившимся.
- Шустрый Койот и есть, - определенно с удовлетворением подвел черту старый индеец. - Договорился?
- Да. Подойди к Шарлю, - поднимаясь, отрезал я, испытывая злорадное удовольствие от отсутствия подробностей. Пусть сам выясняет.
Хоть здесь сверху оказался. Его внук получит работу на ферме вместо меня, и компаньону по гвоздарному станку хороший аргумент для переговоров с Жаком и Мари. Пожалуйста, есть замена и просит не сильно много. На самом деле молодой парень положил пламенный взгляд на девочку Сорелей. Пара лет - и войдет в возраст, а пока привыкнет. Заодно будет в курсе, чего у них там на ферме имеется и сколько просить в качестве приданого. Нормальные индейцы платят за скво, а здешние на удивление охотно приняли правила бледнолицых. Полагаю, от иезуитов усвоили новый взгляд.
- А забавную историю не хочешь на прощанье?
Я замер. Ну есть такая слабость, потому и Бэзила не стал затыкать в свое время. Люблю, когда красиво врут. Правду, один черт, никто не рассказывает. Разве что около и возле. В молодости он был волкодав! А чего сейчас болонка? Так приболел.
- Знаешь, почему осина всегда дрожит?
- Иуда на ней повесился. А другие говорят, - озадаченно сообщил слышанное еще в детстве, - крест для Господа из нее сделали, потому до сих пор в ужасе.
- А ты один раз посмотри, как листья прикрепляются. Всегда вот так, - он показал, - чтоб обе стороны к солнцу обращены были. Оно двигается - и они тоже от ветерка. Всегда к свету обращены обе стороны. Поэтому глаз и видит дрожь.
Я невольно открыл рот. Разное приходилось слышать, и от него тоже, но вот такое...