- Рисунок, что ли, какой? - забеспокоился Шерстнев.
- Нет, слепил из хлеба.
- А где Женя?
- Здесь, в углу, с Лешей. Женя!.. Иди сюда!.. Женька!..
- Сейчас! - отозвался тот из угла, где шептался с Лешей Парменовым.
Шерстнев подозвал Борщенко, и они о чем-то тихо переговорили.
- Ну, кому я нужен? - спросил пробравшийся на голос Степанова Муратов.
- Женя, какого Гитлера нашли у тебя фашисты? - спросил Шерстнев.
- Я его, Василий Иванович, разделал под орех! Слепил настоящим палачом, с топором на плахе…
- Когда тебя вызовут, скажи, что делал не ты,- посоветовал Сережа Степанов. - Назови кого-либо из погибших.
- Зачем я буду скрываться? Я им еще и не то сделаю за Колю!..
- Здесь, ребята, придется вести себя осторожнее, - строго сказал Шерстнев. - Мы тут подумаем, что делать. И вам придется нас слушаться. А пока ползите в свой угол.
Комсомольцы послушно убрались.
- Кирилл! - позвал Борщенко.
- Ну зачем тебе Кирилл? - хрипя и шепелявя, отозвался Пархомов.
- Куда ты запропал и почему тебя не слышно?
- Заехал я фрицу в ухо, а он мне ответил в зубы. И другой фриц ему помог. Расквасили Кириллу Пархомову нос и губы. Трудно говорить…
- Ну, коли так, - молчи. После потолкуем. Если тебе трудно говорить, то слушать ты сумеешь.
- А мне, сукины дети, ребра наломали, еле дышу… - подал голос Кузьмич.
- Вот что, Андрей, - сказал Шерстнев.-Скоро начнут таскать людей на допросы. Пока мы все вместе, надо кое о чем договориться…
- Да, Василий Иванович, - это действительно важно.
- Пригласи всех поближе, Борис Андреевич, а вы здесь?..
- По-прежнему около вас, Василий Иванович,- отозвался Рынин. - Прислушиваюсь ко всему и думаю…
- Невеселые думы? Да?..
- Разные, Василий Иванович… Думаю, что бывает и хуже…
- Бывает и хуже, - согласился Шерстнев. - Но люди всегда ищут выхода из любого трудного положения. И нам надо тоже думать о своем будущем.
ЧТО УКРЫЛ ПРИ ОБЫСКЕ ПАРХОМОВ
Но ни ночью, ни в течение дня на допрос никого не вызывали. Один раз немцы спустили пленникам три буханки хлеба и бачок с жидким супом; дважды - бидон с простывшим кофе.
Лампочки по-прежнему не включались, и в темноте было трудно. Но особенно невыносимо было дышать спертым, дурным воздухом. По решительному требованию пленников, немцы открыли люк и не закрывали его в течение всего дня.
Сильная вибрация от работы мощных двигателей говорила, что корабль идет самым скорым ходом. Но в средине следующей ночи машины вдруг резко сбавили скорость. Потом стало необычно тихо, - оборвался шум от высокой океанской волны и прекратилась качка. Было ясно, что корабль вошел в бухту.