— Я ожидал этого, герр майор. Полностью разделяю ваше мнение, но у меня связаны руки. Чрезвычайно сожалею, герр майор, должен связаться с полковником Верте.
Оберст Верте побледнел, когда услышал то, что ему докладывал майор.
— Я благодарю вас за сообщение, герр майор, — устало проговорил он, — но я должен вас успокоить — зондерфюрер Ливен не сумасшедший, наоборот. Я сейчас подъеду и заберу его.
Капитан Бреннер был рядом, его очки поблескивали.
— Разрешите доложить, я всегда предупреждал вас относительно этого человека. Он ненормален.
— Он так же нормален, как вы и я, и Канарис высокого мнения о нем. Давайте говорить, положа руку на сердце. Не его ли идея о мирном прекращении борьбы партизан была самая лучшая? Проснитесь, Бреннер. «Макки» только в минувшем месяце совершили 243 убийства, 391 диверсию на железной дороге и 825 актов саботажа в промышленности. И только в одном районе царит спокойствие — в Гаргилезе. Это его район!
Капитан поджал губы и передернул плечами. Оберст поехал и выручил Томаса. По дороге они болтали о том, что майор Мадебург усомнился в духовном состоянии Томаса. Они заехали в кафе выпить рюмочку. За стаканом перно Верте, покачивая головой, спросил:
— И почему вы так настаиваете на этом проклятом мосте?
— Потому, что я убежден в том, что спасу жизни многих немцев и французов, если найду мост.
Оберст посмотрел из затемненного кафе на солнечный бульвар, цветы, женщин.
— Вы славный парень, Ливен! Будь проклята эта война!
На следующее утро Томас продолжил поиски. Он посетил имперскую службу общественных работ в Париже, разыскал отдел, ведающий мостами, вошел туда, но тотчас же попытался выскочить оттуда. На стене кабинета, в котором оказался Томас, висело четыре портрета, за рабочим столом сидела дама. На портретах были изображены Гитлер, Геринг, Геббельс и имперский фюрер работ Хирль. Дама была очень худая и высокая, с плоской грудью и костистыми руками, ее бесцветные волосы были уложены узлом на голове. На белой блузе с левой стороны был прикреплен золотой значок члена национал-социалистической партии, на воротнике брошь в виде свастики. Она носила коричневую юбку, коричневые чулки и коричневые туфли без каблуков. От нее так и веяло строгостью. Томас уже было вышел из ее кабинета, но в это время раздался жесткий, скрипучий голос:
— Момент!
Он обернулся и, чарующе улыбаясь, проговорил:
— Добрый день, извините, я, видимо, ошибся.
Женщина встала из-за стола, она была на две головы выше Томаса.
— Что такое — добрый день? Наше приветствие — хайль Гитлер! Кто вы такой? Ваша фамилия?