— Я бы не стал этого делать, мистер Ливен.
— И все же я так и сделаю!
— Это доставит вам много неприятностей.
— Посмотрим. Я отказываюсь верить, что весь мир является сумасшедшим домом.
Через год он в этом уже не сомневался. А 18 лет спустя вообще был в этом глубоко убежден. Весь мир — дом умалишенных. Это истина в наш век утраченного разума.
28 мая 1939 года молодой элегантный господин заказывал в популярном среди гурманов ресторане «Дорогой Пьер», расположенном на площади Этуаль, ужин.
— Эмиль, принеси что-нибудь легкое на закуску, затем раковый суп, после говяжий медальон с шампиньонами. На десерт «Ку пе Жака» (мороженое со взбитыми сливками и фруктами).
Пожилой седовласый старший гарсон Эмиль смотрел на гостя с улыбкой, полной симпатии. Он знал Томаса Ливена много лет. Рядом с Томасом сидела красивая девушка с блестящими черными волосами и кукольными глазами на овальном лице. Юная дама звалась Мими Хамбер.
— Мы голодны, Эмиль, после театра. Сегодня ставили Шекспира с Жаном-Луи Барро.
— В этом случае разрешите вместо холодной легкой закуски порекомендовать вам горячие бутерброды с лососиной. Шекспиру это ближе.
Они рассмеялись, а старый гарсон поспешил на кухню.
Ресторан располагался в длинном темноватом зале, но был очень уютным. На даме было шелковое платье с глубоким декольте, плотно облегающее талию и бедра. Изящная, маленького роста молодая актриса всегда, даже утром, была слегка подкрашена умело наложенной косметикой.
Томас был знаком с ней уже два года. Он улыбнулся Мими и перевел дыхание.
— Ах, Париж! Единственный город, в котором можно еще жить. Мы провели с тобой несколько прекрасных недель.
— Мне так приятно, что ты испытываешь радость, мой дорогой. Сегодня ночью ты был так неспокоен, говорил одновременно на трех языках. Я поняла только французский. Что-то случилось с твоим паспортом? Ты долго говорил о выдворении, о разрешении на проживание. Сейчас очень много немцев в Париже, у которых полно забот с паспортами.
Он нежно поцеловал ей кончики пальцев.
— Не беспокойся. Я попал в глупую историю.
Томас говорил со спокойной убежденностью, веря в свои слова.
— Со мной поступили несправедливо, понимаешь, сердце мое? Меня обманули. Несправедливость существует иногда долго, вечно — никогда! У меня теперь отличный адвокат. И то короткое время, которое я хочу провести с тобой и которое понадобится, чтобы передо мной извинились, я хочу жить в Париже.
Спустя некоторое время к их столу подошел кельнер.
— Месье Ливен, два господина хотят с вами поговорить.
Беззаботно оглянувшись, Томас увидел двух мужчин, стоявших у входа и приглашающе улыбавшихся. Томас поднялся.