— А вы сами с отцом не говорили?
— Нет! Мать пугала меня: если, говорит, ты будешь отказываться, отец выдаст тебя за арбакеша… Я отца тоже понимаю, он стареет, болеет, настроение дурное…
— Давайте я с ним поговорю.
— Ох, Халим-джан, — Робия даже посветлела, — поговори. На мать надежды нет. Может, отец пожалеет?.. Не могу я… за Хамидхана.
— Будьте спокойны, непременно скажу. Отец вас любит… Халим-джан был умен и развит не по летам, умел различать, где черное, а где белое. Задумывался над сложностью жизни, над, казалось, неразрешимыми ее задачами. Он сетовал на отсталость своего народа, на его бедность, часто повторял известное двустишие:
О, почему труд нищих словно море,
А радости имущих как корабль?
Два-три года, проведенные в Москве, приобщение к русской культуре очень расширили его знания и представления о жизни. Он знал больше, чем не только его сверстники, но и люди значительно старше его. Учился он в свое время и в старометодной школе Бухары, и это тоже оказалось не напрасно: хороший, знающий литературу учитель привил ему интерес к чтению, к поэзии. Халим-джан читал стихи Хафиза, Саади, Бедиля… А живя в Москве, он изучал русский язык. Отец не жалел денег на образование сыновей, он пригласил для Халим-джана и его брата опытного, широкообразованного учителя, который не только учил их русскому языку, но проводил интересные беседы, в которых знакомил с духовным миром русского народа, с русской классикой. Познакомившись с произведениями великих русских классиков, он глубже понял и великие произведения родной литературы. Со временем он обратился и к газетам, читал и журнал «Молла Насреддин». Прочитанное Халим-джан проверял жизнью и все более убеждался, что встречавшаяся там критика правильна.
Пытливый юноша хотел видеть все собственными глазами. С этой целью он посещал — и довольно часто — крытые базары, торговый двор. В торговом дворе шла бойкая торговля каракулевыми шкурами. Там же их сортировали, красили, связывали в тюки для отправки в разные города и страны. Богатые торговцы восседали на обитых бархатом креслах и на деревянных суфах, покрытых коврами и одеялами.
Между делом они попивали чай, угощались сластями и фруктами… Расторопные слуги, подобострастно приложив руки к груди, выслушивали их приказания и молниеносно выполняли их.
Однажды Халим-джан оказался свидетелем, как поденщика, пришедшего с гор, оклеветали, обвинили в краже. Напрасно бедняк со слезами на глазах заверял, что не брал ничего, — управляющий отца твердил свое: пропала дорогая золотисто-коричневая шкурка и взял ее именно этот поденщик, передал сыну, а тот ее унес.