Низамиддин подумал с досадой, что этот человек не знает, конечно, как сильна бухарская группа оппозиции, потому и судит так.
— Да, если смотреть поверхностно, то в ваших словах есть правда, — сказал Низамиддин, закуривая папиросу. — Но мы не так наивны. Подождите, наши дела только разворачиваются. Ибрагимбек, Фузайль Махсум, Абдулкаххар и ваш Асад Махсум — это только начало. В самое ближайшее время дела примут другой оборот…
— Хорошо, если бы так! — проговорил Закирбай, а в душе рассмеялся, решив, что гость ничуть не лучше своих друзей-джадидов. — А тех, кто верит пустым обещаниям, ждет гибель… Но мы будем поступать по-своему…
Низамиддин подумал, что нехорошо, когда люди Махсума проявляют такое неверие. Если уж Закирбай считает, что с русскими трудно воевать, невозможно победить их, значит, большевики непобедимы… Но зачем пытаться укорять других! Сейчас главная задача, моя первейшая задача, задача Махсума и его товарищей — в том, чтобы вести агитацию среди населения. Людей надо подготовить к большим сражениям. Если народ не будет нам верить, если наши люди будут бояться Красной Армии, то мы не будем иметь успеха в боях. Большая ошибка Асада Махсума, если он отстранился от народа, не считается с мнением народным, властвует только силой кнута и пули. Когда у тебя нет крепкой основы, нет опоры в народе, твоя сила скоро иссякнет и ты будешь разбит. Асад Мах-сум здесь как в своей вотчине, знает только свою волю, не считается ни с чем. Если бы он думал о народе, его приближенные не выказывали бы такого недоверия к его делам… Неверие в свое дело — червяк, который точит тебя изнутри, подтачивает весь организм! Конечно, если подумать хорошенько, почему должен народ нам верить? Мы ни одной победы не одержали, никогда не шли впереди… Закирбай в чем-то прав.
Трудно стало жить. Что за напасть этот большевизм! Как с ним воевать? Может, хоть Энвер-паша поможет нам. Да, да! Прибудет Энвер-паша, и все пойдет по-другому. Сейчас нужно думать о будущем.
Он снова обратился к Закирбаю:
— Если вы помогаете Махсуму, в чем выражается ваша помощь?
— Я собираю и доставляю ему муку, мясо, масло, корм для лошадей. В это время кто-то кашлянул у двери, и в комнату, кланяясь, вошел один из юношей, которые, очевидно, охраняли дом.
— А, Сафар-джан, сказал Закирбай, — что скажешь?
— Махсум наверху, в горах, на скале… — проговорил Сафар.
Это был молодой, крепкого сложения юноша с черными глазами. Он стоял перед отцом навытяжку, говорил тихо и почтительно.
— Почему он остался наверху? - спросил Закирбай. — Ведь ему сказали, что прибыл гость?