– Давай посмотрим. Все ли службы безопасности на своих местах? – Джекс держит меня
за локоть.
– Да, – говорит мужчина. – Как только Орел будет в гнезде, все подъезды и выезды будут
заблокированы.
Они говорят приглушенными голосами. Как обычно деловым тоном, но их уверенная речь
не помогает моему животу не скручиваться в тугой узел. Становится еще хуже, когда меня
выводят из комнаты. Двигаясь по обе стороны от меня, Джекс и второй мужчина держат
меня за локти, сопровождая, как я думаю в зал, где люди толкаются и извиняются. Мы
идем вперед, затем поворачиваем, а затем оказываемся в что–то типа лабиринта, где я
слышу приглушенные голоса. Кто–то стонет, слышны звуки порки, кто–то мычит, в то
время как мы проходим мимо дверей, и я полагаю, это те комнаты, где происходит все, что
угодно. Беннетт сказал мне, что есть комната, где нет никаких дверей. Должно быть, это
она и есть.
Насколько я знаю, все комнаты Дома, за исключением одной открыты для просмотра. В
некоторых приватных комнатах есть окна, доступные только Домам и их сабам. Бен
обещал мне, что мы не будем ни в одном из открытых пространств клуба. В наш первый
раз у нас будет столько уединенности для утверждения своих прав на сабу, насколько это
возможно получить в Доме, это означает, что с одной стороны будет находиться зеркало, а
с другой стороны, люди которые буду смотреть.
Мои сопровождающие остановились и из крошечной щелки сбоку маски, я вижу, что
освещение отличается. Рассеянное. Тусклое. Но вокруг нас что–то потрескивает. Голоса
говорящих приглушенные. Я слышу какой–то звук, хрустальный звон и бесконечный смех.
– Мы проведем тебя на три ступеньки вверх на сцену и ты должна встать на колени, –
советует мне Джекс. – Подожди, пока твой Дом не обратиться к тебе. Делай так, как он
велит, или ты будешь наказана. Прямо тут на сцене. Поняла?
– Да, Смотритель, – шепчу я хрипло, чувствуя, как слабеют мои колени.
Если бы не двое мужчин по обе стороны от меня и их властная хватка на моих руках, я бы
ни в жизни не сделала эти три шага. И вот я на сцене и как мне сказано, с их помощью,
встаю на колени, чувствуя жесткий пол. Я качаюсь на коленях, чувствуя себя ужасно, в то
же время дергая за наручники. Шум голосов становится все громче, и по доносящемуся
гулу голосов я могу понять, что речь идет обо мне.
Мужчины и женщины обсуждают мою роль в виде сабы и чтобы они хотели сделать со
мной. Как бы они находили удовольствие в моем теле. Как бы они делили меня.
Вместо того, чтобы сидеть с кротким понурым выражением сабы, я вздергиваю