– Тебе явно полегчало, – улыбнулся Кемаль, – начинаешь цитировать. А то с утра ни одной цитаты, я даже испугался! Это кто и где сказал такую чушь?
– Это моя драгоценная Мери Шелли. Но все равно, конечно же, чушь. Там, в ее хваленом «Франкенштейне», вообще столько сюжетных неувязок, натяжек, немотивированных поступков персонажей…
– Не отвлекайтесь, профессор! У нас другие персонажи. Подожди, я позвоню, скажу насчет браслета, может, где-нибудь найдут.
«А если не найдут, то это уже будет интересно», – продолжил он про себя, зная, что Айше думает о том же и что произносить этого вслух не нужно. И стал нажимать кнопки в надежде заодно узнать и результаты вскрытия.
Айше, прикрыв глаза, вслушивалась в реплики мужа, хотя прекрасно знала, что по ним, если он ведет деловой разговор в присутствии третьего лица, ничего не угадаешь. Даже если это третье лицо – она, многолетняя привычка сильнее. Перестав прислушиваться, она стала думать о том, что ей, и правда, немного лучше, и прикидывать, как бы убедить мужа, что послезавтра она вполне может выйти на работу. И почти мгновенно, незаметно для себя провалилась в тяжелый, затягивающий сон.
– Так я и знал! Черт знает что! – громко сказал Кемаль, закончив разговор. – Никакой естественной смерти. Отравление каким-то препаратом, и самое интересное, что они не могут понять – каким! На самоубийство не похоже, значит, остается либо…
Он осекся, заметив, что Айше его не слышит. Ее не разбудил даже его громкий возбужденный голос, она ровно дышала, чуть приоткрыв рот, и Кемаль, осторожно взяв из-под ее руки слегка примятые листочки с заметками и получше укрыв ее пледом, вышел из комнаты.
Устроившись на кухне с очередной чашкой кофе, он принялся за дело. Что мы имеем?
Отравление каким-то сильнодействующим снотворным – не фабричного производства и не таким, которое можно купить в каждой аптеке.
Это уже что-то. Выяснить, откуда оно взялось, будет нелегко, но, в принципе, возможно. Дальше. Эксперты обнаружили столько отпечатков пальцев в гостиной, зимнем саду и прихожей, что в них и разбираться бессмысленно. Понятно, что десять – нет, двенадцать! – женщин не могли их не оставить. А вот в других помещениях отпечатков мало, и принадлежат они либо хозяйке и ее мужу, либо тому лицу, которое отметилось на стакане, обнаруженном возле кровати.
По-видимому, домработнице. Айше ведь говорила, что Лили из тех, кто, наняв прислугу, потом и пальцем не шевельнет. Легла в постель, захотела пить, позвала служанку. Но неужели она не прикасалась к стакану? Отпечатки губ на нем есть, но, во-первых, они все смазанные, а во-вторых, по отпечаткам губ пока официально идентифицировать их владельцев не могут. Разве что имеется очень четкий отпечаток и не более двух-трех подозреваемых с принципиально разной формой губ. Кажется, это в каком-то старом детективе использовано. Гарднер, что ли? Айше бы спросить… Кемаль не в первый раз поймал себя на том, что его мысли невольно обращаются к жене, о чем бы он ни думал, и приказал себе не отвлекаться.