— Интересно, ты здесь тоже девственница, как и там?
Обеими руками он дотронулся до ее груди, туда же был устремлен его взгляд. Ровена широко открытыми глазами смотрела на него. Других действий он не предпринимал, так как для него не было никакой необходимости ласкать ее и довести себя этим до готовности, как это приходилось делать ей с ним. Он уже был в состоянии готовности. А ей это было не обязательно. Кроме тепла его рук и мимолетного удивления оттого, что его прикосновения были нежными, она ничего не испытывала. Ровена была просто слишком сильно испугана, чтобы чувствовать что-нибудь еще.
Он долго играл ее грудью, легко дотрагиваясь, чуть сжимая и оттягивая мягкие соски. Но, когда он, нахмурившись, прекратил это занятие, она испытала очередной приступ страха, так как не знала, что он огорчился, не добившись ласками того, чтобы ее соски хоть чуть-чуть набухли. С хмурым выражением, которое все еще пугало ее, он положил свою руку между ее ног и изо всех сил ввел ей внутрь палец.
Почувствовав резкую боль, она застонала, а он еще больше нахмурился.
— Ну, что, девка, будешь отрицать, что не испытываешь такого же позора, какой заставила испытать меня? Будешь?
Еще одна угроза, но сейчас она находилась в полной растерянности и не могла попросить у него объяснений. Ровена не имела ни малейшего представления о том, что вызвало у него такое неудовольствие. Она не могла понять, о каком позоре, которого она не испытывала, он говорил. Она бы сделала все, чтобы он ни захотел, лишь бы с его лица исчезло это пугающее ее выражение. Но, будучи прикованной к кровати, она мало что могла сделать. Ее начал бить озноб, но не так сильно, как тогда, когда она думала, что умирает, но все же достаточно ощутимо, чтобы он заметил и прорычал:
— Закрой глаза, черт бы тебя побрал. Это хорошо, что ты боишься меня, но я не потерплю, если ты будешь реагировать на каждый мой хмурый взгляд. Я тебе причиню зла не больше, чем ты мне, и ты знаешь, как это должно выглядеть. Забудь обо всех своих страхах. Я приказываю тебе.
Он сошел с ума, если думает, что она сможет это сделать, даже принимая во внимание все его заверения. Во всяком случае, он действительно был сумасшедшим, так как, по его собственным словам, он хотел, чтобы она его боялась, но не сейчас. Боже милостивый, а какая разница — когда? Но он же приказал ей. О Боже! Как, каким образом она сможет выполнить его приказ?
Ровена закрыла глаза. Он был прав, говоря, что она реагирует на выражение неудовольствия, ясно написанное на его лице. Даже страх оттого, что она была не в состоянии предугадать его следующего шага, не мог сравниться с тем ощущением ужаса, который она испытывала при виде его нахмуренного лица. А потом он, как и обещал, стал делать с ней то же, что делала она с ним. Он стал ласкать ее, сначала грудь, а потом и все тело. Она отказалась от попыток понять, для чего он прикасался к ней, когда для его замысла это было совсем необязательно. Его руки действовали на нее успокаивающе, и она не возражала против его прикосновений, — лишь бы умиротворить его, и понемногу стала расслабляться. Ровена стала вдруг испытывать чувства, совсем не похожие на страх, — она чувствовала поверхность его ладоней, мозолистую, но все же приятную, его теплое дыхание, когда он близко наклонялся к ней, и появление мурашек, когда он прикасался к чувствительным зонам.