– На всякий случай готовься, что месячишко посидим без работы, – сообщаю я бодро.
Я всегда так говорю, и однажды мы действительно болтались между небом и землёй целых два месяца – после драки в «Золотом веке». Но то был единственный раз, и бригада сама так решила: что без любимого тракториста ей работать скучно. А обычно мы простаивали максимум неделю между контрактами. Это Миша тоже помнит.
– Ну хоть отдохнём, – говорит он. – Желаю успеха и разрешите завершить разговор.
– Продолжай нести службу.
Как всё паршиво-то. Сразу позвонить в агентство – или до вечера помучиться? К концу рабочего дня они обязаны сообщить мне плохие новости и объяснить, что будет дальше. Я ведь должен что-то людям сказать. Бедные мои люди…
Аттракторы обычно смолоду подозревают, что необычным образом привлекательны, но реагируют на это очень по-разному. В девяти случаях из десяти они не успевают нормально сжиться со своим даром – аттракторов сильно давят в семье, подрубают самооценку, вколачивают комплексы, иногда ломают психику необратимо.
Мне повезло в этом смысле: я не трактор, а тракторист. Меня тоже ломали, но я умею вполне осознанно влюблять в себя всё, что шевелится. Такого не доломаешь. А трактор просто несёт миру тепло и свет. Пока до трактора дойдёт, насколько он особенный, его уже мама с папой два раза убедили, что он лузер и его место в прихожей на коврике. И он вырастает либо очаровательным лузером, что случается, увы, редко, либо мрачным чудовищем, направляющим всю энергию на саморазрушение. Каждый второй трактор – суицидник.
И вот таких сложных людей мы, трактористы, буквально на себе вытягиваем, за счёт своих нервов и способности любить, просто любить. Ну и как я после этого оставлю бригаду на произвол судьбы? Никак.
Яценко, между прочим, в детстве на руках носили и облизывали. Я про него много знаю, едва ли не больше, чем он сам. Яценко был очень счастливым ребёнком. Может, в этом всё дело? Правда, он вырос не особенно счастливым мужчиной, но какой шикарный экземпляр!
Вот к нему я отношусь как к функции. Он для меня не трактор. Что-то другое. Я могу ему чисто по-человечески сочувствовать – примерно как Бобику… Но не смогу полюбить. Он для этого слишком любит себя. Не то, что мои бедолаги.
Кстати, Яценко презирает мою бригаду. Это он отдельно высказал в последнюю нашу встречу: «Владимир, неужели вы всерьёз думаете, я буду работать с вашими убогими?…» Я только усмехнулся – и пожалел несчастного. Всех-то мне жалко. Бобик за такие слова в морду сунул бы.
Бобик, снова Бобик. Какая тут связь?