— Джули, ты и правда ничего не помнишь?
— Нет, ничегошеньки, — ответила я. Ещё одна ложь в мой список.
Она снова начала жевать губу, одновременно постукивая карандашом по блокноту.
— Между тем, как твой брат вошел в зал, а вышла ты одна, прошло двадцать две минуты. Так ты говоришь, что ничего не помнишь?
— Доктора говорят это нормально. Что-то типа амнезии. Вы конечно же слышали об амнезии, Дженни?
Я прочитала её статью на следующий день. Она процитировала всё, что я сказала и добавила что-то по поводу слёз, блестевших у меня в глазах и всхлипов, которые я пыталась сдержать. Смысл в том, что я доверилась ей и расплакалась у неё на плече. А какие выводы она сделала? Я — злая. Я — проблемная. И лишь вопрос времени, когда я пойду по стопам своего брата.
Моя мама цокнула языком, читая эту статью, а потом шепотом начала переговариваться с отцом, думая, что я не слышу.
«Нам нужно уехать. Ради Джулии. Ради нашего ребёнка. Я скажу ей, что это ради нас. Ради меня. Что я больше не могу выносить репортеров и нашу изоляцию от общества».
Через две недели я стала Люси Блэк.
Глава 3
Понятное дело, я не помню, как мы с братом рука об руку появились на свет, или спали рядышком в колыбели. Но я помню, когда у нас появилась двухъярусная кровать. Вопрос о том, чтобы поселить нас в разных комнатах, никогда не стоял. То, что мы будем жить вместе всегда было понятным, как и то, что небо голубое, а трава зелёная. В этом мы даже не сомневались. Одно время мы проводили ночи на односпальных кроватях, его была голубой, а моя зелёная, но он был слишком далеко от меня — на другой стороне комнаты. А что, если бы у меня начались кошмары и мне понадобилось бы выплакаться на чьем-нибудь плече? Мы не могли полагаться в этом на своих родителей. Когда нам исполнилось шесть, мы решили, что нам нужна двухъярусная кровать. Родители с этим согласились.
Отцу понадобилось почти четыре часа, чтобы собрать её. Это сопровождалось усиленным потоотделением и ругательствами, а в какой-то момент, он чуть не лишился большого пальца, после того, как ударил по нему молотком. Наверное, тогда он в первые провел с нами так много времени, поэтому, эти четыре часа пролетели как четыре минуты. Мы с братом стояли и восхищенно следили за каждым гвоздем, боясь раскрыть рот, как будто от этого он бросится в кусты, как испуганная газель.
— Джулия, Райан, — сказал отец, когда мы наконец, подняли матрас на второй ярус. — Кто где спит?
— Чур я на верху, — ответили мы в унисон, а затем повернулись и уставились друг на друга. Это было что-то новенькое: разногласие. Мне это не понравилось.