Несколько пар танцевали. Из дальнего угла зала вышли две женщины и уселись возле Мегрэ и его спутника, но комиссар жестом остановил их.
— В Буассанкуре и Сент-Андре есть и другие Каласы, — сказал нотариус.
— Знаю. Скототорговец и бакалейщик.
Канонж коротко рассмеялся:
— Вот было бы забавно, если бы торговец скотом так разбогател, чтобы, в свою очередь, купить замок и землю! Один Калас — родной брат Омера, другой — двоюродный. Есть еще сестра, она замужем за жандармом в Жьене. Когда месяц тому Буассанкур скончался от кровоизлияния в мозг, я побывал у всех троих, чтобы выяснить, имеют ли они какие-нибудь сведения об Омере.
— Минутку! — прервал Мегрэ. — Разве Буассанкур не лишил дочь наследства?
— У нас все были в этом уверены. Все спрашивали, кто же будет наследником: ведь в деревне каждый в какой-то степени зависит от замка.
— Но вы-то знали?
— Нет. Известно, что за последние годы Буассанкур составил несколько завещаний разного содержания, но он не передавал их мне на хранение. Наверное, рвал их одно за другим, потому что в конечном счете не нашли ни одного.
— Значит, все его имущество переходит к дочери?
— Автоматически.
— Вы поместили объявление в газетах?
— Ну да, как это обычно делается. Я не указывал там имени Каласа, потому что не знал, оформили они свой брак или нет. Эти объявления мало кто читает, и я не возлагал на него особых надежд.
Рюмка нотариуса была пуста, он снова поглядывал на бармена. Лицо его порозовело, глаза блестели. Наверное, он выпил рюмку-другую еще до приезда в Париж, в вагоне-ресторане.
— Повторим, комиссар?
Вероятно, Мегрэ тоже пил больше, чем следовало. Он не стал отказываться. Его наполняло приятное чувство удовлетворения — и физического, и умственного. Ему казалось даже, что он наделен шестым чувством, которое позволяет ему перевоплощаться в участников этой истории.
Разве не мог бы он разобраться во всем сам, без помощи нотариуса? Несколько часов назад он был не так уж далек от истины. Доказательством служит то, что ему пришла мысль позвонить в Сент-Андре.
Пусть он не все разгадал — его представление о г-же Калас вполне соответствовало тому, что он теперь услышал.
— Она начала пить, — проговорил он негромко, внезапно охваченный желанием тоже высказаться.
— Знаю. Я ее видел.
— Когда? На прошлой неделе?
И здесь он предчувствовал истину. Но Канонж не дал ему говорить: он, наверное, не привык, чтобы его перебивали.
— Позвольте же мне, комиссар, изложить все по порядку. Не забывайте, я нотариус, а нотариусы — народ скрупулезный.
При этих словах он засмеялся, и девица, сидевшая от него через два табурета, поспешила воспользоваться случаем и спросить: