И, в гроб сходя, благословил.
Итак, у Державина в русской поэзии была роль – заметить Пушкина и благословить его.
Что же касается его поэзии, то Державина, как и всех допушкинских поэтов, коснулось одно несчастье: они все остались в нашем восприятии «поэтами предпушкинской эпохи». Так уж печально случилось. И в этом никто не виноват (кроме Пушкина).
Пушкин и в русском Слове, и в поэзии, и в самих принципах мышления оказался настолько значителен, что всё до него, да и многое после него стало восприниматься либо как предтеча – подготовка к Пушкину, либо как послевкусие.
Я не хочу перегружать эту часть книги информацией и называть имена блестящих до– и послепушкинских поэтов, но что касается Державина, то жизнь его – увлекательнейший роман.
(О, если бы голливудцы добрались до биографии Державина, то я убежден – они сумели бы снять один из самых кассовых фильмов в своей истории. Им ничего не надо было бы придумывать.)
Достаточно процитировать самого Державина:
«…без всякой подпоры и покровительства, начав с звания рядового солдата и отправляя через двенадцать лет самые нижние должности, дошел сам собою до самых высочайших…»
Я очень не хотел бы выдавать вам совершенно невероятную информацию об уникальной жизни человека, который прошел путь от преступника (по сути, перед нами антиобщественный человек из уголовного мира) до одного из высочайших правдоискателей.
От картежника, проигравшего в карты все деньги, в том числе даже те, которые прислала ему мать на покупку имения, до виднейшего государственного деятеля, секретаря Екатерины Великой.
От трактирного завсегдатая до великого поэта всея Руси, одного из самых уважаемых людей в русской истории.
Вот начало и конец его стихотворения «Признание», подводящего итоги его долгой жизни:
Не умел я притворяться,
На святого походить,
Важным саном надуваться
И философа брать вид;
Я любил чистосердечье,
Думал нравиться лишь им,
Ум и сердце человечье
Были Гением моим.
……………………………….
……………………………….
……………………………….
Если ж я и суетою
Сам был света обольщен:
Признаюся, красотою
Быв плененным, пел и жен.
Словом: жег любви коль пламень,
Падал я, вставал в мой век.
Брось, мудрец! на гроб мой камень,
Если ты не человек.
Когда я читаю подобные стихи Державина, то чувствую такую остроту современности, какую не часто встретишь у наших поэтов сегодня.
Даже этот восклицательный знак, поставленный как бы в нарушение всех законов стихосложения, выдает нам подлинно современный стиль.
Достаточно прочесть последние две строчки два раза по-разному.
Первый – словно восклицательного знака нет, а второй – так, как написано.