— Теперь вообще никакой власти нет, — вздохнул парторг.
— Зачем нам власть? — спросил Шер. — Хорошо живем. Трудно, зато сами по себе.
— Зухуршо нынче власть, — сказал раис.
— Завтра утром поеду в нижний кишлак, в Ходжигон, — сказал парторг. — За справедливостью. Пусть Зухуршо нас с вазиронцами рассудит.
Шокир сказал:
— О какой справедливости говорите? Не знаете разве: если бы не было носа, один глаз выклевал бы другой…
Иду по нашей стороне, лепешки в узелке несу, а навстречу Шокир хромает.
Я когда маленький был, думал, Шокир — какой-то великан. Рассказывали, Шокир ветры пустит — ураган поднимается. Один раз корову позади себя не заметил, присел по нужде, корову в небо унесло. Говорили, в верхнем кишлаке Вазирон опустилась. Хозяин прослышал, забрать пришел, но вазиронцы: «Наша корова, не твоя. Нам ее Аллах свыше послал», — сказали. Так и не отдали…
А недавно Шокир в кишлак вернулся. Я удивился: хилый человек, оказалось. Ударишь его тюбетейкой — свалится. За нос потянешь — из него душа вон. Но очень, оказалось, язвительный.
Вот и сейчас усмехается:
— А, солдат! Почему не на службе?
— С заданием прибыл, — говорю.
— Оха! Большой человек, — говорит. — Как воюешь? Много врагов убил?
— Пока не воевал, — говорю. — Еще никого не убил.
В армию меня наши старики отправили. Когда Зухуршо в Ходжигон прибыл, он нашего раиса к себе вызвал, приказал: «Из Талхака ко мне молодых парней служить пришлите». Уважаемые люди собрались, стали решать, кого в армию послать. Выбрали Кутбеддина, Хилола, Барфака, других ребят. И меня. Отец рассердился: почему из бедной семьи забираете? У нас и так работников не хватает. Отец разгневался, я обрадовался. Мир узнаю. Из Талхака никогда еще не уезжал. Теперь повсюду побываю. Деньги получу. Зухуршо жалованье обещал…
А Шокир допытывается:
— С заданием прибыл, говоришь? Сам Зухуршо, наверное, задание дал. Ты теперь такой человек, что с большими людьми беседы ведешь.
Я сдуру и признаюсь:
— С Зухуршо еще не говорил.
— Да хоть видел-то его?
— Ребят расспрашивал, — говорю. — Они смеялись, разное рассказывали…
Они вокруг столпились, меня как малого ребенка пугали. «Э, братишка, у Зухура туловище человека, а голова дикого кабана». Другой говорил: «Он не человек — джинн… Тыква, ты, небось, джиннов боишься?» «Он тыкву любит. Завтра из тебя, Карим, кашу варить будут». И разное другое, что и пересказывать не хочется.
А Шокир уязвить старается:
— Потешаются? Хорошо, только смеются, не измываются. А может, мутузят тебя или еще что, а?
— Нет, — говорю. — Не измываются.