Они вышли на улицу, и он заметил, что и миссис Деннисон тоже взволнована фильмом. Она сказала:
— Во всем мире люди плачут в кинозалах. Кино — форма искусства, не менее важная, чем литература, и, наверно, более мощная.
«Да, — подумал Дэнни, — я испытал эту мощь на себе».
Всю следующую неделю он занимался еще усердней, чем всегда, безропотно выполнял все, что ему поручали, предвкушая Фреда Астора в «Восточном параде». Но миссис Деннисон в эту субботу была занята.
Дэнни в отчаяньи и в полном одиночестве — Роя наконец включили в состав команды запасным игроком — расхаживал по комнате из угла в угол. Влезал на стул и через узкое окошко смотрел, как во дворе играют в бейсбол, а Рой со страдальческим выражением лица сидит на скамейке и держит в руках биту, размером с него самого. Видно, не только Дэнни был несчастен в этот день.
Он взглянул на стенные часы — половина двенадцатого. Всего через полчаса на экране «Риальто» появится Фред Астор. Он должен его увидеть! Надев кепку с эмблемой приюта — все воспитанники были обязаны носить ее, — он на цыпочках прокрался мимо директорского кабинета.
— Куда собрался, Дэнни? — догнал его уже у самых дверей голос Марии-Терезы.
— Меня ждет миссис Деннисон, — солгал он.
Она кивнула, и Дэнни на подгибающихся ногах выбрался на улицу.
Денег у него не было, но зато был план. В «Риальто» он сунул кепку в карман и пристроился в очередь за билетами за величественного вида женщиной. Когда она склонилась к окошечку кассы, скользнул мимо билетера, сказав «Билету мамы», и помчался наверх, на балкон. Там забился в угол и дрожал, пока не погасили свет. Но как только раздалась музыка, он забыл обо всем и с таким воодушевлением завертел головой в такт движениям Фреда Астора, что сидевшая рядом женщина толкнула его локтем.
На этот раз он не дождался финальных титров, а через боковые двери выбрался на улицу и заторопился в приют, пританцовывая, вертя ветку, заменявшую ему тросточку Астора, и напевая только что услышанную песенку.
Сестра Мария-Тереза по-прежнему несла караул у дверей.
— Спасибо, миссис Деннисон! — крикнул он, обернувшись на улицу, потом вежливо кивнул монахине и направился в свою комнату.
Он никому не рассказал об этой, проделке — ни миссис Деннисон, ни Рою.
* * *
Самым скверным днем было воскресенье. Их поднимали очень рано, в шесть утра, и вели на службу в соседнюю церковь.
Священник не хотел, чтобы они смешивались с другими прихожанами. После богослужения надо было готовиться к завтраку, на котором присутствовали возможные усыновители. Директриса обращалась к ним с речью: объясняла, какое богоугодное дело они совершат, если дадут несчастным сироткам дом и семью, и как щедро воздастся им за это на небесах. Потом они строем входили в столовую, становились в четыре шеренги на возвышении и пели гимны, пока будущие родители, пережевывая поджаренный хлеб и яичницу, с интересом рассматривали их как товар на прилавке. К концу завтрака по крайней мере одного из воспитанников забирала какая-нибудь бездетная чета.