– Ух ты какой серьезный, весь в папочку. Что же ты не бросаешься в бой, не нападаешь первым? Струсил? – Леха с ненавистью смотрел на странное существо перед ним. Ноги его не слушались… и руки… не очень… Но он-то – не лисичка. И даже не Аленка. Леха сосредоточился и сжал кулаки, потом с усилием разжал.
– Надо же, а я и не думал, что Сатана – это баба.
Рот пересох у Лехи, хоть бы плюнуть в нее.
– А я и не Сатана вовсе. И с чего ты взял, что я – бабского роду? Голос я любой могу сделать. Вот – детский. Нравится?
– Ну а кто ты, писклявое, – чревовещатель?
– Неужто не узнал?
– Буратино… сынок…
– Шутишь, а как бы тебе сейчас не описаться, не обкакаться, миленький. Я ведь смерть. Твоя, хотя и не только твоя.
– Неужели?… – Леха словно бы оглох эмоционально. Он сразу поверил, понял, что – да, сама смерть перед ним… Ну и что… не так и страшно… До этого страшнее было…
– А это потому, что ты в шоке, – охотно объяснило существо невысказанную Лехой мысль. – Ты меня не боишься, да?
– Не боюсь уже.
– Верю. Но… Это поправимо. Погоди… Сейчас я выполню, специально для тебя, кое-какие потешные условности: приму… ага, ты же хотел женский облик… саван с капюшоном… Что еще? Косу длинную… Глаза в черепе… Глаза обязательно, ибо ты в них посмотришь и кое-что поймешь… Итак… Погляди в мои глаза, миленький… Мальчик Леша… Так тебя эта рыжая фигулька называла?… Смотри.
Леха, гордый сознанием, что он не сплоховал и перед самой смертью, постарался ухмыльнуться понаглее и уперся в нее взглядом.
– Да ты повыше глазки подыми, к моим… Ну же…
«Не стану я туда глядеть», – подумал оробевший Леха и посмотрел.
* * *
Мурман тосковал на ходу – он торопился. Первые часы после битвы смутно осели в памяти, потому что все его истерзанное тело выло и требовало покоя и забвения, а душа выла и не хотела верить, что нет больше на свете вожака-хозяина и маленькой хозяйки; он подходил к горящим останкам, он нюхал, а он-то знает, как пахнет падаль.
Еда. Надо есть, надо все время много есть, так, чтобы брюхо уже не хотело и не вмещало бы в себя мясо – тогда силы вернутся к нему, а раны заживут, а сейчас даже лизать их некогда, потому что надо искать Леху, самого любимого и теперь уже единственного хозяина, отныне – вожака-хозяина.
Сверхзвериным чутьем своим он сначала правильно поймал направление и, пробежав через город, помчался на юг, буквально на секунды останавливаясь возле столбов или чтобы схрямкать зазевавшегося голубя или кошака… Но дунул ветер, не простой, а тот, что несет по пространству мысли и заклинания, и Мурман уловил вражеский «запах» – главного врага, страшной птицы и третьего, не совсем понятного… Это было мимолетное отвлечение, но его хватило, чтобы израненный и несчастный пес потерял голову от нового приступа ярости, сбился с курса и повернул на запад, вместо того чтобы бежать на восток, к деревне Черной.