Как бы то ни было, я аккуратненько перешел на другую сторону призрачного верблюда. На всякий случай.
Преследователь объявился минут через десять, но первым его заметили собаки. И, только глядя вслед нескольким светящимся зверям, бодро бегущим в сторону одного из барханов, я заменил на его гребне смутную черную тень, немного выделяющуюся на фоне усыпанного звездами неба.
С вершины бархана донесся гневный рык и тень двинулась навстречу мчащимся призракам. От каравана отделились три всадника, направившись в сторону гостя.
Столкновение произошло мгновенно и почти беззвучно. Сгусток темноты, громадным прыжком преодолев остатки расстояния до собак, закрутился между ними в смертельном танце. Я с оторопью смотрел, как громадные призрачные псы, получая удары ожившей темноты, замирают и быстро развеиваются, исчезая в воздухе. Мне, похоже, конец…
В этот момент всадники остановились и синхронно натянули длинные луки. Секунда, другая… Три призрачных росчерка прорезали темноту и вонзились куда-то в центр драки.
Над пустыней, заставляя замирать от ужаса все живое, разнесся дикий вопль, исполненный боли и страданий. Я зябко передернул плечами. Что-то подобное мне доводилось слышать всего один раз в жизни, когда наш сосед, перед этим изрядно наклюкавшись пивом, зачем-то взялся кастрировать поросенка. Думаю, тот день запомнил не только я и несчастный подсвинок, но и половина Хрустального.
Вопль испуганной птицей заметался между барханами, а затем, разбившись на отголоски, постепенно замер. И спустилась тишина. Всадники развернулись обратно к каравану, вслед за ними потащились два уцелевших пса. Как будто ничего не случилось.
Верблюд, рядом с которым я шел, внезапно тихо, но удовлетворенно вздохнул, заставив меня отпрыгнуть на шаг в сторону и внимательно посмотреть на него.
От призрачной скотины, по-прежнему мерно топающей по песку, явственно несло удовлетворением. Глаза, только что бывшие пустыми и безжизненными, приобрели легкий багровый оттенок и сейчас сыто смотрели на меня – я так и не понял, с дружелюбным или гастрономическим интересом. Но на всякий случай распахнул снова куртку, показывая руну. И отошел еще на шажок. Потом, увидев с каким интересом верблюд рассматривает мою грудь, сделал еще шажок. Скосил глаза на руну и похолодел – если раньше в магическом свете она выглядела ярко сияющим символом, то сейчас тлела еда-едва, лишь немного выделяясь на фоне энергетического рисунка моего тела.
– Твою мать… – прошептал я, аккуратно отходя еще на пару шагов дальше, запахивая куртку и озираясь. Очередной пес, пробегавший мимо, смерил меня задумчивым взглядом, слегка замедлив ход, но затем все же отправился дальше.