Растокин снял с себя нижнюю рубашку, разорвал на куски, забинтовал ему грудь, туго завязав узел сзади.
Он и сам ощущал невероятную слабость и такую боль в бедре, что вынужден был сесть на замшелый пень. Кровь из раны виска теплой струйкой стекала по щеке.
Перевязав куском рубашки голову, Растокин принялся обследовать бедро.
Пуля, вероятно, задела кость: когда он нажимал на бедро, боль отдавалась во всем теле.
Немцы не стреляли, о чем-то спорили. Темнота скрывала их.
Посидев с минуту на пне, Растокин встал, прихрамывая на левую ногу, подошел к офицеру, пошевелил за рукав. Но тот не двигался, глаза его были закрыты. Приложив к груди руку, он не ощутил ударов сердца, да и само тело уже остыло и немного закостенело.
«Вот не повезло!» – злобно выругался Растокин, думая и о тяжелом ранении друга, и о своих ранах, и о смерти пленного.
Тихо застонал Карпунин.
– Ну что, Иван? Как чувствуешь себя?
Карпунин лежал на спине, долго молчал, потом сдавленно прохрипел:
– Плохо, друг… – Говорить ему было трудно, он снова умолк.
– Ничего, Ваня, все будет хорошо… Переждем день в ельнике, а ночью к себе, в роту…
– Как немец? – спросил Карпунин после некоторого молчания.
– Умер… От ран…
– Жаль. Как же теперь без «языка?»
– Но у нас есть штабные документы. Карты, приказы… – утешал Растокин.
– «Язык» лучше… – Карпунин закашлялся, на губах показалась кровь. Растокин перевернул его на бок. – Ты иди, Валентин, иди… один… Положи меня… под куст, прикрой… ветками и иди… А я полежу тут… Если что… Сын у меня… Поведай при случае…
– Ты что? Я тебя не оставлю, понял? Не оставлю! И выбрось из головы эти глупые мысли! – в сердцах выпалил Растокин, взвалил его себе на плечи и, пригибаясь под тяжестью, заковылял в сторону болот.
Однако сил у него хватило не надолго. Бедро все сильнее и сильнее раздирала адская боль, голова кружилась, в глазах плыли оранжевые круги… Не пройдя и сотню метров, он окончательно выдохся, осторожно положил на землю Карпунина, прилег и сам. На востоке тускло светлел горизонт, свежий ветерок обдувал мокрое лицо.
«Может, и не надо было связываться с этим штабом? – раздраженно подумал Растокин. – Провели бы под мостом еще одну ночь… Взяли бы «языка» тихо, без стрельбы. А так… И сами еле-еле ползем, и без «языка»… С часовым тоже промашку дал… Остался жив, поднял тревогу. Все спешка! А может, и не зря? Как-никак, раздобыли карту, штабные документы… Пригодятся. Да и немцев с десяток уложили…»
Эти рассуждения немного успокоили его. Полежав еще минут пять, Растокин взвалил на себя Карпунина и, разгребая траву руками, пополз дальше. Опираться приходилось лишь на правую ногу, левая волочилась, как жердь.