Он встал и пошел им навстречу, а после подкатил инвалидное кресло к столику и поставил его рядом с собой. С этого места вид на море был просто грандиозным.
— Пожалуйста, принеси моей матери кусочек клубничного торта и пирожное, — сказал он Татьяне. — И маленький кофейник с кофе. Без кофеина.
Матиас сомневался, что Татьяна, эта тупая дура, запомнит все, однако она, как всегда, преданно кивнула и пошла к буфету.
— Ты себя хорошо чувствуешь? — спросил он мать тихим нежным голосом, беря ее худую морщинистую руку в свою.
— Очень хорошо, — ответила Генриетта. — Здесь так чудесно!
— Меня это радует, мама.
Тупая дура вернулась с тортом в правой руке и балансируя на левой подносом с кофейником, чашкой, блюдцем, ложкой, сахаром и молоком.
У Матиаса перехватило дыхание, и он собирался уже отпрыгнуть в сторону, однако Татьяне удалось с грохотом поставить поднос на стол, даже не пролив кофе.
— Спасибо, — коротко сказал Матиас. — Иди и возьми себе кусочек торта, если хочешь.
Татьяне не надо было повторять дважды, и она снова затопала к буфету.
Матиас начал кормить мать. Хотя у нее уже получалось самостоятельно поднести ложку ко рту, но все же это было тяжело и длилось долго. Между кусочками торта он медленно и осторожно вливал в нее несколько глотков кофе, а после сразу же вытирал ей рот.
Он ненавидел все это и, конечно, мог бы заставить делать это Татьяну, однако замечал взгляды пассажиров и сам себе нравился в роли исполненного самопожертвования сына, который делает все, чтобы как-то скрасить жизнь бедной больной матери.
Кроме того, так Матиас хоть чуть-чуть успокаивал свою совесть, которая постоянно терзала его из-за того, что раньше он слишком мало заботился о матери.
Они провели в баре «Лидо» два часа, и все это время Генриетта говорила без остановки. Она вспоминала давние истории, которые Матиас знал наизусть, потому что мать рассказывала их каждый день. Затем у нее начали закрываться глаза, и она задремала. Матиас кивнул Татьяне, которая успела умять уже четыре куска торта, и та увезла Генриетту в каюту немного вздремнуть.
За ужином он кормил мать стейком, поджаренным до розового цвета, который разрезал на мельчайшие кусочки, так что они почти распадались на отдельные волокна. Она с готовностью проглатывала каждый кусочек вместе с соусом из манго и чатни, а вот кусочки хлеба или салата, которые он время от времени пытался засунуть ей в рот, просто выплевывала.
Это злило Матиаса, но он не подавал виду, скромно улыбался, по возможности незаметно вытирал салфетками то, что она выплюнула, хотя ему это было противно до смерти, и время от времени с любовью гладил ее по щеке.