Бен поднялся.
— Нет, я тоже приеду на работу. Через час я буду там.
Сузанна кивнула:
— Хорошо. Да, кстати, Мелли, спасибо за расшифровку. При первой же возможности ты должна объяснить мне, как это делается.
Сузанна взяла сумку, куртку и направилась к двери. Ей очень хотелось сказать что-нибудь еще, и она в нерешительности остановилась. Мелани и Бен ожидающе смотрели на нее. В конце концов она пробормотала: «Пока!» — повернулась и вышла из квартиры.
В машине она задумалась над тем, какие чувства на самом деле бушуют у нее в душе, потому что настоящей злости по отношению ни к Мелани, ни к Бену она не испытывала. А потом ей стало стыдно. Она сама себе показалась мещанкой, которая ревновала дочь к ее другу.
Два человека, которые были ей ближе всего как в личной жизни, так и в работе, вдруг оказались в тесной связи друг с другом.
Она больше не была ни центром мироздания, ни начальником.
Она оказалась в стороне и снова осталась одна.
Начался дождь. Сначала легкий, затем все сильнее и сильнее. Сузанна остановилась перед комиссариатом, положила голову на руль и задумалась, правильно ли она поступает.
Через десять минут ливень прекратился. Так и не найдя ответа на этот вопрос, она вышла из машины и побежала в бюро.
Когда мне было шестнадцать лет, я тихо сказала: я хочу,
Я хочу быть большой, хочу побеждать,
Хочу быть радостной, никогда не врать,
Когда мне было шестнадцать, я тихо сказала: я хочу.
Хочу все — или ничего.
Для меня должен идти дождь из красных роз,
Мне должны повстречаться все чудеса,
Мир должен преобразиться
И оставить свои, заботы для себя.
Все это время он держал себя в руках, но когда в маленькой часовне зазвучала записанная на магнитофон песня Хильдегарт Кнеф — громко и в первоклассном качестве, он больше не смог сдерживать слезы. Он сидел в первом ряду и громко рыдал. Плотина была прорвана, и ему было все равно, что подумают друзья и знакомые. Да и, собственно, все знали, как сильно он любил мать.
Светлый дубовый гроб был украшен зеленым плющом и красными розами, огромное количество венков и цветов покрывали пол церкви.
«Мы всегда будем любить тебя», — было написано золотыми буквами на шелковой ленте его букета, а ниже изящным шрифтом — «Матиас и Александер».
Алекс на похороны не пришел. Место рядом с Матиасом было свободно, и от этого ему было больно. Наверное, каждому бросилось в глаза, что внук не пришел на похороны бабушки. На пустом деревянном стуле лежала одинокая красная роза, которую теперь никто не бросит на гроб.
«Я с ним поговорю! — поклялся Матиас. — Что позволяет себе этот парень?!»