Наискосок от него сидела Тильда, и время от времени он почти физически ощущал ее горящий взгляд на своем плече. Очевидно, она хотела ему что-то сказать, но у него не было никакого желания с ней разговаривать. Не сегодня. Не в такой день, когда на него и так все обрушилось.
Может быть, она разозлилась, что он не пригласил на похороны всю свору фон Дорнвальдов лично. Матиас разослал безымянные уведомления о похоронах, чтобы для него было неожиданностью, кто приедет на похороны в Берлин, а кто — нет. Общество, собравшееся по поводу траура, оказалось более чем достаточным, и это его устраивало.
Перед гробом стоял портрет Генриетты размером шестьдесят на сорок сантиметров. На момент съемки ей исполнилось пятьдесят лет, но выглядела она как необычайно красивая женщина лет сорока.
Матиас не мог на нее насмотреться.
Но все же все было прекрасно, но все же все было прекрасно,
И мне хочется все пережить еще раз.
Но при этом я точно знаю, при этом я точно знаю.
Что такое может быть всего лишь один раз.
Когда священник стал говорить о необычайном человеке — Генриетте фон Штайнфельд, которую никто и никогда из присутствующих в этой часовне не забудет, он даже не прислушивался. Он смотрел на нее, пытаясь понять, что потерял.
Ее, свою богиню.
После траурной церемонии он почувствовал огромное облегчение. Правда, слезы все еще катились по его лицу, но так было нужно. Он страдал, он был в трауре, он не мог справиться со своей болью. Ни один человек в мире не мог бы вынести подобной огромной потери. Никто не был несчастнее его, никто так не нуждался в сочувствии, как он, и весь мир должен был не только заметить это, но и подобающим образом принять к сведению.
Он первым последовал за гробом и, как только траурная процессия вышла из церкви, сразу же надел темные очки.
— Я могу с тобой поговорить? — тихо спросила Тильда, после того как священник попрощался с ними.
— Да, — недовольно ответил Матиас. — В чем дело?
— В Алексе.
— Да, ну и что? Ты не знаешь, почему он не пришел?
— Он работает, Матиас. Он попытался взять отгул, но ему не дали. Его не отпустили. Ты же знаешь, как это бывает.
Матиас кивнул.
— Не получается у него ничего в «Раутманнсе», Матиас. Ты знаешь это заведение только как клиент и не имеешь ни малейшего понятия, что там происходит на самом деле. Это сущий ад. Хуже, чем в гостинице. И Алексу там очень плохо.
Некоторые из присутствующих подошли к ним попрощаться.
— Тильда, мы не могли бы обсудить это в другой раз? Я сегодня проводил мать в последний путь, и, видит Бог, сейчас у меня совсем другое в голове. Кроме того, у меня, как видишь, нет ни возможности поговорить с тобой, ни времени. Я позвоню в ближайшие дни, о’кей?